Премьера опера
Большой театр показал премьеру "Воццека" Альбана Берга. Это первая постановка одной из знаменитейших опер ХХ века в Большом и всего лишь второй "Воццек" в отечественной истории — первый раз оперу играли в Ленинграде в 1927 году. На спектакле, который поставили режиссер Дмитрий Черняков и дирижер Теодор Курентзис, побывал СЕРГЕЙ ХОДНЕВ.
Премьеру ждали: во-первых, предвкушали очередную работу Дмитрия Чернякова, главной фигуры в отечественной оперной режиссуре, мастера пронзительных и неожиданных психологических трактовок привычных оперных коллизий и вот уже несколько лет бессменного раздражителя для тех, кто видит в теперешней "режиссерской опере" страшное культурно-социальное зло. Во-вторых, всерьез интриговала музыкальная сторона новой постановки. Музыка Берга, востребованная в театрах на Западе наравне с самыми забубенными шлягерами XIX века, катастрофически сложный случай, тут нужна довольно специфическая культура, которая у наших исполнителей не выиграна и не впета.
Режиссер и дирижер перед премьерой божились, что главным героем новой постановки станет сама партитура Берга. Не соврали: музыкальная реализация этого "Воццека" сама по себе настолько тщательна и интересна, что как-то глупо говорить о ней в тональности "а выдюжили, а потянули". Слушая оркестр под управлением Теодора Курентзиса, приходилось с ощущением некоторой даже неловкости ловить себя на мысли, что вот эта вот музыка Берга, экспрессиониста, нововенца, адепта атональности (можно добавить еще немало ходовых эпитетов, способных окончательно отпугнуть слушателя), оказывается, может звучать настолько цельно, красиво, внятно, ясно во всей своей взвихренности, как будто слушаешь какую-нибудь прозрачную баховскую кантату.
Понятно, что вокальная картина вряд ли состоялась бы без приглашенных на главные партии солистов — без прекрасного баритона Георга Нигля (Воццек), почти леденящее стилистическое совершенство сочетавшего с рьяным певческим артистизмом, без мощного и умелого сопрано Марди Байерс (Мари). Но отечественной части премьерного состава тоже есть чем похвастаться — при общем уровне вполне достойно справившихся вокалистов были исключительные впечатления вроде Максима Пастера, для которого партия Капитана — случай показать, кажется, лучшую свою работу в Большом, и роскошной Маргрет в исполнении Ксении Вязниковой.
Этого сложно было ожидать, но режиссерская работа в случае "Воццека" даже в чем-то проигрывает дирижерской. В сюжетном смысле "Воццек" — история о бесправии, о давящей будничной пошлости, о тупой безнравственности, которые губят главного героя оперы, сходящего с ума солдата-брадобрея Воццека: им помыкает капитан, над ним со скуки пытается ставить какие-то медицинские эксперименты осоловевший от гарнизонной скуки доктор, его сожительницу Мари соблазняет бравый тамбурмажор. Навязшей в зубах темы маленького человека в безуспешном борении против махины несправедливого общества Дмитрий Черняков постарался избежать. Увиденное им общество болеет не социальной иерархией, а именно дурной обыденностью: на сцене режиссер, он же сценограф, соорудил, как всегда, феноменально реалистичную конструкцию из двенадцати панельных клетушек, обставленных с икейной банальностью и частью повторяющих друг друга. Все эти соты целиком зритель видит только в ключевые моменты оперы, чаще же глухая стена черного занавеса раскрывается, как диафрагма в старых фильмах (надо отдать должное поразительной технической согласованности), на отдельных комнатах. Альтернативой этой комнатности, как положено, служит только бар, где разыгрываются все сколько-нибудь социальные сцены — дотошно изображенное заведение, которое, кажется, перенеси на соседнюю улицу — и никто не заметит, что это театральная декорация.
Воццек у Чернякова — офисный трудяга младшего звена (его конторскую службу мы не видим, но очень верится, что там тоже ничего хорошего нет), который, чтобы как-то содержать полюбовницу и сына, обслуживает во внеслужебное время живущих в тех же панельных хоромах мелких сумасбродов. Капитан, сценой с которым начинается опера,— не офицер, а фетишист, который за деньги получает в лице Воццека забитого новобранца, точно так же и чеканутый Доктор играет с ним в больницу. Оба, Капитан и Доктор, при этом уважаемые люди, судя по тем минам, которые они принимают, приводя в бар своих одетых в меха жен. То есть не Воццек сумасшедший, а эти извращенцы, выблеванные дурацкой средой. Если закрыть глаза на буквальность причитаний Воццека и Мари "мы бедные люди", идея довольно продуктивная. И реализована она вроде бы обстоятельно и в предметном смысле, и в смысле кинематографичной визуальности, которая в оперном театре производит почти шокирующее впечатление.
Но есть и еще одна вещь, не просто шокирующая, но и ударяющая под дых. Дмитрий Черняков, создавший совершенно поразительные женские оперные образы — Аиду, Татьяну, леди Макбет, как кажется, вовсе не заметил в этой опере Мари. Может быть, это реакция на обычные постановки, где все сходятся на том, что Воццек-то ушибленный так или иначе, ну а Мари-то (чьего интеллекта хватает даже на цитирование Евангелия и сопутствующую рефлексию), мол, душа человечья. Но от этого не легче — щедро одаренная композитором героиня в спектакле выглядит куклой, которая умирает, как зарезанная корова, и то, что с ее трупом в своем параноидальном состоянии общается несчастный Воццек, никак не добавляет очков этой интересной и сложной героине. Возможно, впрочем, что многое в спектакле отстоится и прояснится со временем — и хотелось бы, чтобы это была обратная ситуация по отношению к "Евгению Онегину", вызвавшему в свое время самую жаркую реакцию, но откровенно скисшему к презентации жюри "Золотой маски".