Сила страшной красоты

The Sacred Made Real в Национальной галерее

рассказывает Сергей Ходнев

Перед входом на эту выставку, по-хорошему, следует вешать табличку: "Детям смотреть не рекомендуется". Вроде бы испанской деревянной сакральной скульптуре XVII века (и тогдашней религиозной живописи, которая, по мнению кураторов, была этой скульптурой вдохновлена) негоже быть страшной или отталкивающей. И все же какую-нибудь искусно раскрашенную "Голову Иоанна Крестителя" Хуана де Месы, явно сделанную с натуры, впечатлительным людям, правда, лучше не показывать, как и многие другие экспонаты — всевозможные образы Страстей Христовых, к примеру.

Впрочем, не стоит думать, что это искусство — просто порождение жутких нравов и яростного фанатизма времен инквизиции. Нравы в тогдашней Испании были не особо человеколюбивыми, это верно, она действительно представлялась в XVII веке для всех остальных европейцев чрезвычайно суровой страной, но это, скорее, из-за невероятной чопорности принятых в обществе манер и из-за жесткости придворного этикета. Да, Филипп IV никогда не смеялся, если верить современникам. Да, девушкам благородного происхождения там чуть ли не с детства расплющивали грудь жестким лифом, чтобы никто не подумал, что у них могут быть соблазнительные формы. Ну и что же? Это все-таки время el siglo d`oro, испанского золотого века, когда Испания могла похвалиться не только политическим могуществом и обширностью заморских территорий, но и культурой. И то, что делали испанские скульпторы (причем в соавторстве с художниками, которым надлежало расписывать все эти изваяния), было затеей в значительной степени эстетической. Максимально точное изображение натуры в те времена считалось важной художественной задачей, а подкрепленное идеологией — и подавно. Так что эти разрисованные статуи святых давали возможность достичь такого идеала, к которому удавалось приблизиться мало какой из европейских школ.

Франсиско де Сурбаран. «Святой Серапион», 1628

С другой стороны, задачи чисто церковного свойства перед этим искусством, конечно, тоже стояли, но это не были запросы в лоб — сделай, мол, чтоб пробирало. У католической церкви тогда был период сложный и во многом творческий. Оказавшись перед фактом отпадения в протестантизм половины Европы, она поняла, что плыть по течению и жить, как раньше, больше нельзя: не пристало закрывать глаза на грубые суеверия и невежество, на лицемерие, на приватные эротические шоу в Ватикане, на сознательное пренебрежение к непросвещенной пастве. Раньше церковь не диктовала художнику, кого и как изображать ему в качестве алтарного образа, а теперь стала опасаться, что какие-нибудь не в меру сознательные элементы могут объявить этот образ соблазнительным и языческим.

Отсюда, пожалуй, суровость представленных на выставке в Лондоне работ. Жутковатых сюжетов здесь действительно хоть отбавляй — упомянутая голова Предтечи, истерзанное тело святого Серапиона кисти Сурбарана, обессиленный после бичевания Христос на полотне Веласкеса, резной "Мертвый Христос" Грегорио Фернандеса и прочие "страстные" экспонаты, включая "Распятие" того же Сурбарана. Или вроде бы нейтральные статуи святого Франциска Ассизского, восходящие на самом деле к довольно макабрической истории: в 1449 году папа Николай V, вскрыв гробницу Франциска, обнаружил нетленное тело святого с полуприкрытыми глазами и чуть ли не с кровоточащими стигматами. Но есть во всем этом какая-то строгая, прохладная и отвлеченная красота, само настроение этого искусства, демонстрируемого в больших количествах, так дисциплинирует, что видеть в нем истеричное упоение кровавыми подробностями как-то неловко. В этом смысле вполне безопасно показывать тут же, например, эпизод из жития Бернарда Клервоского, изображенный Алонсо Кано: в тот момент, когда истомленный постом святой произносил перед статуей Богоматери слова богородичного антифона "monstra Te esser Matrem" ("яви себя Матерью"), Богородица-де уронила на его губы несколько капель своего молока. Вроде бы двусмысленная история, как и, допустим, воплощенное скульптором Бернини знаменитое видение святой Терезы Авильской, которой в момент сладостнейшего молитвенного экстаза явился ангел, пронзавший ее большим золотым острием. О том, как подобные произведения существуют в обычном быту испанских церквей, можно, к слову, узнать из демонстрируемого при экспозиции фильма. В частности, понять, почему в таком количестве тут выставлены просто головы: оказывается, их, вместе с резными руками, приделывали к каркасу, который полагалось одевать в разные одежды сообразно церковному календарю и носить в таком виде в праздничных процессиях. Так до сих пор и происходит в старинных испанских городах по праздникам: семейства от мала до велика в самом хорошем настроении и в лучших нарядах собираются посмотреть, как над толпой плывут эти реалистично сделанные и нарядно разодетые святые. Хотя все-таки приятно, что при этом никого больше не сжигают.

Лондон / Национальная галерея, по 24 января

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...