Премьера танец
В Городском театре Стокгольма состоялась премьера пьесы Рональда Шиммельпфеннига "На Грейфсвальдер штрассе" в постановке хореографа и режиссера Матса Эка, переименовавшего ее в "Остановку". По мнению ТАТЬЯНЫ КУЗНЕЦОВОЙ, постановщик Эк мог прекрасно обойтись и без слов драматурга Шиммельпфеннига.
У Матса Эка слишком богатые генетические корни: отец Андерс Эк — знаменитый шведский актер, мать Биргит Кульберг — великий шведский хореограф, по первой профессии — театровед. Немудрено, что сын, разрываясь между текстами и движениями, долго не мог определиться с профессией. И хотя мировую известность Матсу Эку принесли его знаменитые балеты на музыку и сюжеты балетной классики, сам он так и не оставил мечту объединить слово и танец. Начиненные пластикой драматические спектакли он теперь ставит чаще, чем "чистую" хореографию. "Остановка" в Городском театре — его очередной опыт по созданию синтетического представления.
Пьеса 42-летнего немца Шиммельпфеннига — о двадцати четырех часах из жизни городских низов, обитателей одной из улиц бывшего Восточного Берлина. Суету их повседневных дел и вечных пересудов, семейных сцен и личных конфликтов, рутинной работы и столь же обыденных посиделок в баре драматург обратил в череду разнокалиберных сцен, некоторые — всего в полстраницы скупого выверенного текста.
Матс Эк, переименовав пьесу, сконцентрировал внимание на ее экзистенциальном смысле. По замыслу режиссера "Остановка" не просто остановка трамвая, вокруг которой сосредоточены главные места действия. Это поворотная точка в житейском марафоне: по ходу спектакля почти каждому из персонажей предоставляется возможность круто изменить течение своей жизни, и почти все ею не воспользуются. Лишь четверо отважатся сделать выбор, для двоих это кончится трагически.
Драматургическую лапидарность Матс Эк воспринял как вызов, дополнив танцем то, о чем говорится между слов. Да и сами слова сделал разновидностью музыки, превратив монологи и диалоги в ритмическую прозу наподобие речитативов в старинных операх. Актеры играют своих персонажей с точно найденной и вкусно поданной характерностью. И хотя среди 16 участников "Остановки" всего четверо танцовщиков, режиссер Эк дарит всем настолько выразительные и адекватные их возможностям пластические эпизоды, а актеры исполняют их так безошибочно точно и свободно, что грань между профессионалами танца и профессионалами слова практически исчезает. Спектакль, идеально выстроенный по ритму, чередующий многолюдные динамичные мизансцены с драматургически важными танцевальными сценами, похож на типичный эковский балет.
Благо постоянный сценограф господина Эка Педер Фрей оставил достаточно места и для танцев, и для разгула режиссерской фантазии. Выстроив на задней половине сцены перекресток из выгородок и проецируя на них слайды настоящих домов, квартир, супермаркетов и баров, он позволил режиссеру Эку мгновенно менять места действия. Спектакль обрел кинематографическую динамику, а персонажи смогли свободно перемещаться из виртуального мира в реальный: вот только что на видеопроекции какой-нибудь лавочник Рудольф наливал себе кофе, вяло жалуясь сидящей на сцене жене на ночные кошмары,— и вот он уже во плоти с кружкой в руке продолжает свое нытье.
Иррациональную историю этого брюзгливого семьянина — его внезапной смертельной любви к закомплексованной "ночной бабочке" двухметрового роста по прозвищу Жирафа (Даниэла Свенсон), которая застрелит потрепанного Ромео, приняв его объяснение за издевку,— только Матс Эк мог поставить с такой буквально физиологической достоверностью. В танцевальных соло, петляющих вокруг столбом стоящей Жирафы, актер Ерен Ранештрам пластически проживает все стадии нежданной влюбленности своего персонажа: от раздражительной паники неумеренно жестикулирующих рук и обескураженно заплетающихся ног до полной покорности внезапно обмягшего коленопреклоненного тела.
В вербальном варианте еще более невероятно звучит рассказ о серебряной "крестильной" ложке — символе семейной любви и естественной патриархальной жизни. Эту ложку во время войны замуровал в стену своей квартиры старый немец, впоследствии убитый русским солдатом; в 1990-е ее обнаруживает сломавший стену русский строитель-гастарбайтер (Петер Гардинер) и дарит любимой девушке (Кайза Райнгардт), которая оказывается правнучкой старика; та, растроганная подарком, отвечает парню взаимностью. Для ложки, танцовщика и актрисы Матс Эк поставил два контрастных адажио. Одно — настороженно-напряженное с обжигающими поддержками в одно касание и резкими опрокидываниями корпуса, другое — доверчиво-расслабленное с почти детскими запрыгиваниями друг на друга, пропитанное бесхитростной чувственностью. И эта высшая телесная правда искупает все драматургические благоглупости про связь времен посредством символической ложки и историческое искупление вины правнуком русского солдата. Тем более что гастарбайтер в спектакле — мускулистый мулат.