На недавней встрече министров финансов G20 российским властям представилась возможность показать себя либералами, выступающими против предложения ввести всемирный налог на международные банковские операции. Эту возможность они не упустили.
Неделю назад в шотландском городе Сент-Эндрюс на встрече министров финансов G20 британский премьер Гордон Браун выступил с предложением ввести во всем мире специальный налог на международные банковские операции. Он особо подчеркнул, что пришло время решить, не нуждаются ли банки в "лучшем экономическом и социальном контракте с обществом" — контракте, который отражал бы осознание банками возросшей ответственности перед мировой экономикой.
В общих чертах речь может идти вот о чем. С операций по переводу капитала за границу, обмена одной валюты на другую, вложений капитала в акции банки должны платить определенную сумму в специальный фонд. Накопленные в этом фонде деньги при необходимости пойдут на спасение самих же банков. Таким образом, во всем мире будут сэкономлены деньги простых налогоплательщиков, которые сейчас тратятся правительствами на то, чтобы оказать банкам финансовую помощь (в том числе путем национализации). Налогоплательщики больше не будут выражать недовольство: мол, банки своей безответственной кредитно-финансовой политикой и безудержной страстью к наживе довели дело до мирового кризиса, а теперь их же и предлагается за государственный счет спасать.
В итоге получится так, что спасителями банков от последствий кризисов окажутся сами банки. За этой схемой стоит еще одно соображение: в современном мире международные банковские операции (а на самом деле и внутренние, которые в условиях свободы движения капитала и полной конвертируемости валют трудно отделить от международных) имеют во многом спекулятивный характер. Банки и их клиенты готовы играть на чем угодно: и на курсах валют, и на курсах акций, и на цене нефтяных фьючерсов. К реальной экономике все это имеет мало отношения — деньги возникают буквально из воздуха. Отсюда и постоянная склонность мировой экономики к кризисам — спекулянты легко поддаются и массовой эйфории, и массовой панике. Сначала мыльный пузырь финансового процветания надувается воздухом, а потом этот воздух из лопнувшего пузыря выпускается. Новый налог позволит, в сущности, штрафовать за международные операции. И, зная о штрафе, банки трижды подумают, прежде чем пускаться в рискованные спекулятивные сделки и поощрять авантюрное поведение своих клиентов. Так что налогообложение не только поможет найти деньги для спасения банков в условиях возможного кризиса, но и снизит саму вероятность этого кризиса.
Можно, кстати, заметить: уже сейчас банки принимают живое участие в собственном спасении. В бюджетах большинства индустриальных стран реальных денег налогоплательщиков для этого нет — они и безо всякого кризиса отличались значительным бюджетным дефицитом. Поэтому правительства спасают банки только за счет расширения дефицита и увеличения государственного долга. Разговоры о деньгах налогоплательщиков носят скорее теоретический характер: мол, когда-то государственный долг погашать все равно придется и за это как раз заплатят те, кто в будущем станет вносить налоги в бюджет. Сейчас же деньги для помощи банкам добываются с помощью выпуска все большего количества государственных облигаций — краткосрочных и долгосрочных. Эти облигации размещаются на мировом фондовом рынке, и в покупке облигаций принимают живейшее участие банки и их клиенты. А кому еще этим заняться? До широкомасштабной спекуляции дело, может, и не дошло, но международные финансовые сделки по-прежнему имеют масштабный характер. Так что с последствиями чрезмерной банковской активности борются как раз путем поощрения этой активности. В соответствии с идеями Брауна эту активность нужно немного снизить.
На встрече министров финансов G20 журналисты сразу отметили, что ранее с похожей идеей выступал бывший министр финансов Германии Пеер Штайнбрюк. И тут же вспомнили, что первоначально ее автором был нобелевский лауреат по экономике американец Джеймс Тобин и что эта идея очень популярна среди властей ряда развивающихся государств, обвиняющих финансовую глобализацию и международные банки в эксплуатации беднейших стран.
Надо, однако, заметить, что Джеймс Тобин выступил с идеей налога на международные валютные операции банков в весьма специфических условиях. В начале 1970-х годов рухнула система фиксированных валютных курсов, основанная на свободном обмене долларов на золото, и Тобин указывал, что теперь банки, получив возможность играть относительно свободно на меняющихся курсах валют, способны в своем спекулятивном ажиотаже дестабилизировать мировую торговлю и мировые финансы. Так что неплохо было бы брать с них по 1% c каждой спекулятивной валютной сделки. Так как, по мнению Тобина, в каждой их этих сделок банки надеются выиграть относительно немного, делая ставку на их многочисленность, необходимость платить целый процент убедит их в невыгодности спекуляций. Впоследствии, когда в мире заговорили о финансовой глобализации, Джеймс Тобин, кстати, настаивал, что противником такой глобализации не является.
Относительно итогов обсуждения нового налогового предложения на встрече министров финансов G20 мнения разошлись. Журналисты сочли, что поддержки оно не получило, и в подтверждение этого вывода процитировали слова министра финансов США Тимоти Гартнера, сказанные в одном из интервью после встречи: "Предложение о новом налоге — это не то предложение, которое мы готовы поддержать. Эта идея существует уже долгое время. Многие страны даже пытались экспериментировать с подобными налогами. Честно говоря, я думаю, очевидного успеха они не добились". В то же время британский министр финансов Алистер Дарлинг заявил, что министры все же договорились передать на рассмотрение МВФ идею введения налога на международные финансовые операции банков с использованием полученных средств для спасения этих банков в случае кризиса. Налог, подчеркивал Дарлинг, должен быть введен во всех странах, охватывать все виды сделок, быть справедливым и "не искажать реальное положение вещей". По словам министра, работа началась: "На его разработку уйдет время, и, как я считаю, уже кое-что сделано. Исключать его появление было бы неправильным. Вот почему все мы согласились, чтобы МВФ продолжал изучать этот вопрос. Сделать так, чтобы люди, которые породили столь много трудностей, заплатили за то, чтобы эти трудности были преодолены,— вот это было бы правильно".
Но особо журналисты отметили позицию России и слова российского министра финансов Алексея Кудрина, который подчеркнул, что является противником налога.
Ясно, что позиция России в данном случае очень важна: налог, если он будет введен, должен касаться всех стран. Россия является важным элементом системы международных сделок банков, и, если налог не будет введен в России, он не будет введен нигде.
Вопрос в том, почему Россия против. Не последнюю роль, по-видимому, играет то, что Запад часто обвиняет ее в чрезмерном государственном вмешательстве в экономику, несправедливой и нелиберальной налоговой системе и подконтрольности государству банковской системы. И, отвергая идею нового банковского налога, российские власти хотели показать, что отличаются банковско-налоговым либерализмом. Во время нынешнего кризиса власти вообще часто напоминали, что это на Западе идет кампания национализации и усиления государственного вмешательства в экономику, Россия же этого избежала и будет избегать впредь. Собственно, в налоговой сфере, которую традиционно считают мерилом отношений государства и бизнеса, российские власти при малейшей возможности намекают на свое превосходство в либерализме перед Западом. Например, когда вводилась нынешняя плоская шкала подоходного налога в 13%, власти подчеркивали, что индустриальные страны подобной либеральной системой похвастаться не могут.
Могли сыграть роль и другие, более приземленные обстоятельства. Международные спекулятивные сделки банков довольно трудно контролировать, и сбор этого налога, соответственно, трудно администрировать, это уже признал глава МВФ Доминик Стросс-Кан. Российские же власти стараются избегать налогов, от которых легко уклониться и которые трудно собирать,— собственно, именно по этой причине в России предпочли плоскую шкалу подоходного налога. И наконец, не стоит забывать о том, что российский бюджет вообще зависит не столько от налогов на граждан, предприятия или банки, сколько от мировых цен на нефть. Сейчас эти цены вновь начали активно расти — тем легче проявлять налоговый либерализм. Более того, как это ни парадоксально, российский бюджет заинтересован не в налоге на спекулятивные сделки банков, а как раз в самих этих спекулятивных сделках. Ведь мировые цены на нефть растут в результате спекуляций нефтяными фьючерсами, которые ведут банки всего мира вместе со своими клиентами.