Глава департамента общеевропейского сотрудничества МИД России ВЛАДИМИР ВОРОНКОВ рассказал редактору GUIDE ВЛАДИМИРУ СОЛОВЬЕВУ о том, почему Москва и Брюссель обречены на сотрудничество.
GUIDE: Преодолен ли кризис в отношениях РФ и ЕС, разразившийся после августовской войны в Южной Осетии в 2008 году?
ВЛАДИМИР ВОРОНКОВ: Вопрос в том, а был ли кризис? Конечно, август 2008 года явился для наших отношений своеобразной проверкой на прочность. И надо отметить, что мы вместе с ЕС с честью ее прошли, а договоренности президентов России и Франции Дмитрия Медведева и Никола Саркози стали модельными с точки зрения взаимодействия России и Европейского союза в кризисных ситуациях. Политический диалог и в тех критических условиях не прерывался, в отличие от НАТО, заморозившего с нами все отношения. Это и дало возможность найти адекватные решения и остановить ухудшение обстановки, вызванное авантюрой Михаила Саакашвили. Механизмы, созданные тогда, включая женевский, эффективно работают. Мы не уходили от сотрудничества с Брюсселем по выявлению причин, приведших к августу 2008 года. Проявили максимальную открытость в наших контактах с комиссией ЕС по изучению причин августовских событий, которую возглавляла Хайди Тальявини. Ею был установлен непреложный факт: Саакашвили напал на Южную Осетию.
Стокгольмский саммит Россия--ЕС станет уже третьим по счету после августовской войны. Как вы сами видите, наш политический диалог, в том числе на самом высоком уровне, проходит в регулярном плановом режиме. При употреблении слова "кризис" применительно к отношениям Москвы и Брюсселя на ум приходит скорее уже глобальный экономический кризис, пути выхода из которого мы с Евросоюзом ищем сообща.
G.: Москва продолжает продвигать Договор о европейской безопасности. Является ли он попыткой "перезагрузить" отношения с Европой?
В. В.: Несомненно. Но речь идет не только о Европе, а обо всем евроатлантическом пространстве, которое остро нуждается в четких правилах поведения государств и в переподтверждении принципа неделимости безопасности в ее военно-политическом аспекте (так называемая жесткая безопасность). Опять же август 2008 года показал, что таких правил нет, а это открывает поле для действий авантюристов вроде Саакашвили.
Сегодня нам всем приходится признать, что спустя 35 лет после подписания Хельсинкского заключительного акта и 20 лет после падения Берлинской стены в условиях, когда больше нет идеологического и политического противостояния, нам так и не удалось создать коллективную систему безопасности. В евроатлантическом регионе не существует универсальной организации, которая бы управляла процессами в сфере безопасности и гарантировала соблюдение принципов межгосударственных отношений в этой области.
Мы предлагаем переподтвердить массив уже принятых политических обязательств в области "жесткой" безопасности языком международного права. В обобщенном виде речь идет о признании того, что ни одно государство или международная организация не может обеспечивать свою безопасность за счет безопасности других. Наша инициатива, конечно же, адресована и ЕС как одному из ведущих внешнеполитических факторов этого пространства. Тем более что Брюссель намерен и дальше развивать европейскую политику безопасности, в том числе после вступления в силу Лиссабонского договора. Мы обратили внимание, что соответствующая статья этого документа, посвященная коллективной обороне, сопоставима с 5-й статьей Вашингтонского договора. Это означает, что ЕС будет стремиться играть еще более важную роль в том, что касается безопасности и обороны. Поэтому нам нужен регулярный обмен мнениями по данной теме.
В этом контексте я бы затронул еще один вопрос, которому мы придаем особое значение. Речь идет о необходимости наращивания сотрудничества России и ЕС в сфере кризисного регулирования и перевода его на прочную правовую основу. Здесь мы в последнее время существенно продвинулись вперед, перейдя к взаимодействию, что называется, "в поле". Есть положительный опыт участия России в операции ЕС по стабилизации ситуации в Чаде и Центрально-Африканской Республике, а также координации усилий по борьбе с пиратством в Аденском заливе. Мы готовы приступить к разработке отдельного рамочного соглашения на этот счет и рассчитываем, что на саммите в Стокгольме нам удастся договориться о начале такой работы.
G.: Как сказалось на российско-европейских отношениях решение США не размещать элементы своей ПРО в Чехии и Польше?
В. В.: Мы приветствовали это решение Вашингтона и рассматриваем его как шаг в верном направлении. Но нельзя не отметить, что теперь требуется тщательный анализ и предметные консультации предлагаемой США новой архитектуры американского противоракетного присутствия в Европе. Вся ситуация вокруг предполагавшегося размещения радара в Чехии и противоракет в Польше ясно показала насущную необходимость консультаций по таким важным вопросам в трехстороннем формате Россия--ЕС--США. Закулисные договоренности в этой сфере контрпродуктивны.
G.: Ранее ЕС можно было условно разделить на страны, лояльные России, вроде Франции, Германии и Италии и страны, отношения с которыми были чуть ли не враждебными (Польша, Великобритания, страны Балтии). Осталось ли это деление?
В. В.: О различных внутриевропейских внешнеполитических альянсах журналисты говорят постоянно. Кто-то, как и вы, делит страны Евросоюза на лояльные и враждебные по отношению к России, кто-то делит ЕС на "старую" и "новую" Европу. Некоторые даже вычленяют внутри Европейского союза неких "троянских" коней, "работающих" на Москву. Но если говорить серьезно, деление не совсем корректно. Девиз ЕС — единство в многообразии. И отношения его членов с РФ тоже многообразны. Их нельзя представить в черно-белых тонах.
При этом случается, что некоторые члены ЕС привносят на общеевропейский уровень груз прошлого в виде не всегда позитивного опыта своих отношений с "восточным соседом". Это осложняет наш диалог, а иногда откровенно ему мешает. Но по мере внутренней интеграции, сплачивания стран ЕС будет происходить и усреднение политической культуры. Это наверняка положительно скажется на российско-европейских отношениях.
G.: Как идет работа над подготовкой нового соглашения о партнерстве и сотрудничестве (СПС) между ЕС и Россией? Когда этот документ может быть подписан?
В. В.: Во-первых, отмечу, что существующие "дорожные карты" и так неплохо работают. Только один пример: товарооборот между сторонами достиг в 2008 году внушительной цифры €280 млрд. Что же касается нового рамочного соглашения между РФ и ЕС, то оно готовится полным ходом. Прошло уже шесть переговорных раундов. Есть понимание, куда нам двигаться дальше. Положа руку на сердце, могу сказать, что, может быть, если бы мы начали переговоры по СПС после нашего вступления в ВТО и после вступления в силу Лиссабонского договора, успех был бы более впечатляющим.
Что касается сроков подписания разрабатываемого нами документа, то я бы не стал акцентировать на них внимание. Установление каких-то временных графиков может только навредить качеству договора. Тем более что, по нашему мнению, он должен быть в высшей степени амбициозным.
G.: А есть ли у сторон по крайне мере понимание того, какой документ они хотят получить в результате?
В. В.: Если коротко, мы хотим выйти на обновленные принципы сотрудничества, которые сгодились бы на длительную перспективу. В этом нам видится отличие документа, о котором идет речь, от СПС, вступившего в силу в 1997 году. По истечении десятилетия стало ясно, что само сотрудничество на деле обгоняет прежние договоренности. Поэтому мы остановились на структуре, в соответствии с которой в соглашении будут записаны главные принципы взаимодействия и предусмотрена возможность детализации через секторальные соглашения. Такой подход поможет уйти от ненужных подробностей, которые рано или поздно устаревают и через несколько лет все равно требуют обновления. В общем, еще одна черта будущего соглашения — краткость. Мы заинтересованы в том, чтобы оно не было перегружено деталями. И, наконец, третий принцип, по которому есть полное согласие сторон,— это юридическая обязательность нового договора.
Кстати, мы настаиваем на закреплении в соглашении положения о введении безвизового режима поездок наших граждан как одной из основных целей стратегического сотрудничества с ЕС. Без этого разрабатываемый документ изначально будет ущербным.
G.: Можете ли вы спрогнозировать, как скажется на отношениях Москвы и Брюсселя скорое вступление в силу Лиссабонского договора, предусматривающего реформу политической системы ЕС?
В. В.: Со вступлением в силу Лиссабонского договора Евросоюз переходит на принципиально новую ступень развития. И это связано не только с тем, что он становится субъектом международного права. По сути, мы будем иметь дело с крупнейшим в мире интеграционным объединением, причем реальным, а не виртуальным. Фактически Лиссабонский договор — это заявка на создание европейского супергосударства, население которого уже сегодня составляет 492 млн человек. Он предусматривает общую внешнюю политику и политику безопасности, благодаря которой ЕС будет говорить со своими партнерами, в том числе с нами, единым голосом. Это заметно усилит Евросоюз. Нам же следует исходить из того, что мы будем иметь дело именно с усилившимся ЕС. А дело мы с ним будем иметь. Этого требуют наши национальные интересы и заявленный президентом России курс на модернизацию. Мы и ЕС просто созданы для сотрудничества друг с другом, которое в итоге, я в этом уверен, приведет нас к самому тесному сближению и взаимопроникновению. Лиссабонский договор создает правовую базу для дальнейшего расширения ЕС. И мы понимаем, что чем сильнее будет Европейский союз, тем он будет привлекательнее для других стран, в том числе на постсоветском пространстве. В первую очередь из-за притягательности его социально-экономической модели. Но расширение должно быть синхронизировано с построением общих пространств России и ЕС, выстраиванием между нами стратегического партнерства. Только в таком случае возможна гармония в европейском созидании.
G.: Сильно ли на российско-европейских отношениях сказался экономический кризис?
В. В.: Я не вижу оснований жаловаться на влияние мирового кризиса на наши экономические отношения. По моим наблюдениям, он не сыграл решающей роли в нашем сотрудничестве. Наоборот, как это ни странно, нынешняя кризисная ситуация может послужить редким примером того, как общие трудности привели к более тесному взаимодействию по вопросам предотвращения наиболее разрушительных последствий и жестокости принимаемых внутренних мер. Такое сотрудничество происходит как в международном масштабе в рамках "большой двадцатки", так и в двустороннем формате. В частности, эта тема была одной из главных на последнем саммите РФ--ЕС и останется таковой на предстоящем 18 ноября саммите в Стокгольме.
Что касается экономических показателей, то вполне понятно, что на фоне необычайно глубокого спада (отрицательный итог по объему ВВП ожидается в этом году как в России, так и в ЕС), и в особенности падения цен на нефть и газ, произошло сокращение объема взаимной торговли. За январь--август он сократился почти наполовину. Но не стоит абсолютизировать преобладание в российском экспорте энергоресурсов: практически на столько же уменьшился экспорт товаров из ЕС, у нас серьезно сократился внутренний спрос. В общем, кризис затронул обе стороны, и, по-видимому, впереди еще один непростой год. Очевидно, что нам предстоит продолжать согласовывать конкретные меры по выходу из этой ситуации и восстановлению производства и занятости.