Премьера книга
Одновременно с выходом на экраны ленты Павла Лунгина "Царь" в магазинах появился роман "Летоисчисление от Иоанна", созданный сценаристом этой картины известным писателем Алексеем Ивановым. Книгу, написанную "по фильму", прочла АННА Ъ-НАРИНСКАЯ.
Кинороманы — изобретение издательское и абсолютно коммерческое. Предполагается, что поклонники фильма, не желая расставаться с полюбившимися им героями, с легкостью расстанутся с суммой, сопоставимой с ценой билета в кино.
"Летоисчисление от Иоанна", правда, нельзя признать типичным примером такого издательского начинания. Произведение Алексея Иванова, конечно, отсылает к ленте Павла Лунгина (на обложке — кадр из фильма), но в то же время от него отстраняется (название у книги совсем другое). Здесь можно усмотреть след конфликта между сценаристом и режиссером. Намек на него имеется даже в издательском предуведомлении к ивановскому тексту. Там объясняется, что окончательный сценарий "Царя" создал Павел Лунгин "на основе текста писателя Алексея Иванова", а книга "Летоисчисление от Иоанна" написана Алексеем Ивановым "по начальному варианту сценария о митрополите Филиппе и царе Иоанне IV".
То есть книга призвана предъявить общественности первоначальный замысел, которому Павел Лунгин в фильме отчасти изменил. Хотя вообще-то разница между книгой и фильмом не то чтобы душераздирающая. Но отличия, конечно, имеются.
Скажем, в книге есть не вошедший в фильм эпизод стрелецкого мятежа, написанный как флешбэк. Из него становится ясно, что царь и митрополит еще в детстве обнаруживали разность душевных организаций. Во время страшного бунта один мечется, другой спокойно действует. Пока Иоанн истерично молится, Филипп надевает царские бармы, выдает себя за царя и ведет себя при этом настолько смело, что стрельцы его не только не убивают, но даже полностью смиряются.
Еще из неэкранизированного запоминаются красочные моменты самобичевания похотливой царицы-черкешенки. Охаживая себя кнутом, она соблазняет царя, решившего на время воздержаться от исполнения супружеских обязанностей.
Но для автора "Летоисчисления" задача, скорее всего, была не в восстановлении этих волнующих сцен, а в достижении полной идеологической ясности. То есть в том, чтобы всем стало понятно, что именно он, Алексей Иванов, думает про отношения и, главное, соотношение Иоанна и Филиппа.
Иоанн напрямую разговаривает с Богом, знает Писание назубок, чает надвигающийся уже прямо на днях конец света и в конце концов додумывается до того, что он сам и есть "Иисус второго пришествия. С тяжким опытом предательства, с горечью разочарования в человечестве, с терпкой мудростью Соломонова проповедника. В первый раз он приходил спасать. Сейчас он пришел судить". А Филипп Писание знает слабо, и вообще ему "не по плечу тягаться с государем в учености". У него "хозяйский ум владыки большого монастыря", в Иоанновом беспределе его ранит в первую очередь абсурдность: "В безвинной крови нет смысла. Что она может породить? Не страх, а только бунт". Как раз простота Филиппа больше всего бесит царя: "Опять про кровопийство, про невинных, про душу? Опять Филипп пытается объяснить его, Иоанна, сложность простыми, как поленья, вещами! Не дал Бог ума постигнуть — так не лезь судить! Не умаляй чужого творения своими мужичьими, посконными мыслями!"
Соответственно, царь возомнил себя сверхчеловеком и в результате дошел до страшных злодейств, до грехопадения; митрополит имел силу оставаться человеком просто, и на него снизошла благодать. Это в книге Алексея Иванова действительно разъяснено предельно ясно — так ясно, будто бы это совсем даже не роман (пусть даже кино-), а какой-нибудь, например, доклад.