Как за одну жизнь друзья превращаются во врагов, мы знаем. А можно ли еще вернуться в дружбу?
Очень ясно помню, как мы с Нани идем вниз по Руставели. Нани показывает на какую-то бетонную коробку — "Театр сына Гоги при универмаге". И сама первая смеется — так у них тогда называли театр сына Товстоногова Сандро, стоящий рядом с универмагом. Нас ждут в доме Ладо Гудиашвили, и мы долго выбираем похожие на мячи хризантемы для его жены и дочери. На лестничной клетке две двери, на одной над звонком — "Гудиашвили", на другой — "Багратиони". Мало великого художника, так там еще и цари жили. Мы увидели все, что тут показывают гостям, и еще чуть больше: графинчик, из которого пил коньяк Борис Пастернак, серию капричос...Народного художника и героя социалистического труда, оказывается, тоже мучили страхи, как когда-то Гойю.
...Минуло много лет. Грузия нашла себе неуравновешенного вождя, а в Москве прошли облавы на грузин. Еще до того, как началась война в Осетии, я опять встретился с батоно Ладо — его картины просто стояли на полу в тбилисском художественном музее. Шел дождь, и струйки стекали по стенам. Таблички на русском были сорваны с рам, на грузинском еще не появились. От этого казалось, исчез голос и мы расстаемся навсегда. У меня и тогда не было ответа, почему я и мои грузинские друзья, и мои любимые картины молодого парижского Гудиашвили — почему все мы зависим от настроений кого-то чужого, зовут ли его Владимир Владимирович или Михаил Николаевич? Мы и до сих пор ищем ответы (о новых границах — материал Потомки Берлинской стены). Но хорошо, что первый из великих грузин к нам вернулся. Через неделю в Москве выставка Ладо Гудиашвили (см. Парижанин из Тбилиси).
До встречи!