Одевай и властвуй!

Неделя Высокой моды прошла в Москве. О том, как зарождалась модная индустрия, рассказывает Жани Саме*, на протяжении многих лет ведшая раздел моды в "Фигаро".

С творцами высокой моды заигрывают. Знакомством с ними гордятся... Тот, кто раньше был просто поставщиком, теперь стал равным художнику, композитору, скульптору и конечно же своим клиентам.

Итак, ни Помпиду ни Жискар до такого не додумались — по совету министра культуры Франсуа Миттеран решил собрать всех модельеров в Елисейском дворце, чтобы выразить им свое почтение и восславить экономический сектор, где, по подсчетам главы правительства, были задействованы 230 тысяч человек, а экспорт приносил стране 11 млрд франков в год.

Франсуа Миттеран был потрясающим оратором, и в тот день в Елисейском дворце, в одночасье превратившемся в храм нарядов, президент превзошел себя, признавшись в любви высокой моде, столь далекой от идеологии. Заключение монолога было эффектным: президент процитировал Арагона.

"Красавица, — воскликнул я, — как же ты гармонируешь с этим днем?!" Она ответила: "Так я и есть вкус этого дня, его аромат, день дышит мной. Все, что переливается, сверкает, погибает у моих ног, на самом деле привязывается ко мне. Я дух времени?" После этого президент обратился к очарованным кутюрье: "Вы дух ускользающего времени. Вы вкус и аромат дня".

Конец тайны

Элитарная мода на протяжении долгого времени сторонилась средств массовой информации. Этот закон молчания столь сурово защищал права закупщиков, что даже известным светским модницам не под силу было раздобыть информацию о направлении следующего сезона. Таким образом, ежегодно в сентябре и в январе их наряды регулярно выходили из моды.

Показы новых коллекций продолжались две недели, по четыре дефиле в день, и в это время нас, журналистов, просто заваливали серьезными до нелепости вопросами: "Ну и как? Длинное, короткое, широкое, в складку, в обтяжку? А плечи? А талия?"

К каким только ухищрениям мы не прибегали, чтобы утихомирить нетерпеливых читательниц! Я помню, как продала не очень взыскательным создателям одной телепередачи сенсационную новость. Я попросила известную актрису жестами наметить новый силуэт. Это фантастически наивное шоу разворачивалось примерно так: "Как выглядят юбки из новой коллекции?" В ответ красотка широко разводила руки, изображая неимоверную ширину. "А длина?" На это она опускала руку и начинала водить пальцем у лодыжки. Моей собеседнице стоило лишь обхватить двумя руками талию, чтобы провозгласить пояс неотъемлемым аксессуаром нового сезона.

Все изменилось, когда крупные предприниматели настолько заинтересовались модой, что просто-напросто выкупили модные дома. Тогда она завоевала подиумы, экраны, страницы глянцевых журналов и под звуки оваций двинулась в народ, поддерживаемая средствами массовой информации. На волне всеобщего восхищения мода перестала быть закрытым клубом happy fews.

Выиграла ли она от этого? Моде удалось, продав себя по атомной цене, которую, впрочем, оправдывал блеск подиума, где разворачивалось уникальное зрелище, перейти из сферы индивидуального потребления в сферу потребления массового.

Переосмыслить хиджаб

Что касается нашей собственной высокой моды, то ее можно было видеть в самых дальних уголках планеты: она представала под звуки "Марсельезы", в присутствии специальных посланников, министров, консулов, знати, различных официальных лиц.

В нескольких часах езды от вечно пылающей Петры, как неограненный алмаз в оправе Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов, восстал из песков и мракобесия султанат Оман. Вы спросите: причем здесь мода? Терпение... Оманского султана, просвещенного монарха, посетила одна из тех подрывных идей, что могут как ускорить развитие страны, так и вызвать гнев консерваторов. Он хотел, чтобы женщины поменяли неизменный еще со времен Магомета черный хиджаб на цветной.

Итак, этот предмет одежды пропал с рынков в Муттре, Низве и Салале, а молодой султан решил объявить конкурс, чтобы привлечь стилистов из соседних Эмиратов к теме "переосмысления хиджаба" с дальнейшим представлением их разноцветных результатов в Омане.

Первый ряд представлял собой декорации к "Тысяче и одной ночи": в креслах, обитых голубым бархатом, сидели мужчины и только мужчины! Человек 30. Князья, вали, министры, старейшины и патриархи, вожди племен с выдубленной временем, солнцем и песчаными бурями кожей. На каждом была белая дишдаша, на голове тюрбан из тонкой шерсти, прошитой шелком, а на поясе в складках ткани висел канджар, длинный изогнутый кинжал, инкрустированный золотом и драгоценными камнями.

Подперев подбородки узловатыми палками, они внимательно следили за танцем розовых, зеленых, голубых, красных и желтых одалисок. Это была одновременно "Шахерезада" в Парижской опере и ревю "Счастье" в кабаре "Лидо"...

Я искала глазами султана, чтобы проверить, доволен ли он радугами шелка, обещающими избавить города и базары от птиц печали, облаченных в черное с ног до головы женщин его королевства. Но султана не было. Точнее, был. Но невидимый. Мне сказали, что он скрывается за резной ширмой...

Принц был умен: он понял, что государство сделает шаг вперед тогда, когда этот шаг сделают представительницы прекрасного пола. Позже они даже получат право голоса, право заседать в парламенте и право получить министерский портфель.

Много лет спустя, может быть лет 10, путешествие в Дубай напомнило мне об этом принце, решившем сменить старинный уклад при помощи горстки современных портных. Это футуристический город, жадный до западных диковин, где женщинам, вне дома выставляющим напоказ разве что кончик туфли или черные стекла очков Prada, Cartier или Armani, так жизненно необходима мода и ее марки.

Шейха Мактум (43 года и 12 детей), супруга главы правительства, пригласила своих сестер, кузин, тетушек и подруг на вечер в пользу детей, страдающих аутизмом; для развлечения родственников она выбрала дефиле фирмы Dior. 60 августейших особ, некоторые водрузили на себя кожаные маски бедуинских племен и сверкали бриллиантами сквозь кружевные или шелковые хиджабы. Мой фотоаппарат был конфискован при входе. Фотокамеры заполнили гардероб.

Вокруг меня больше тысячи женщин в покрывалах смотрели на восхитительно-распутные одежды, не смущаясь их нескрываемым эротизмом. Я представила себе, как тяжело бороться за право остаться первой женой в стране, где мужу достаточно трех слов, чтобы развестись: "Я тебя оставляю". И я думала о том, что, возможно, Джон Гальяно вручил им ключ к верной победе... Этот ключ — обольщение.

Назавтра в отеле "Ройял Мираж" происходило важное событие: продажа. Директрисы ждали клиентов в салонах, переоборудованных в шоурумы, где один угол был отведен для молитвы и омовения. Я инкогнито наблюдала за ними и все записывала: "Of course, your highness, мы пришьем подкладку под кружево и сделаем вырез ворота по линии вашего сапфирового ожерелья"... Заказы принимались без задатка... Чай с печеньем. Одежда, сдернутая впопыхах с вешалок. Джинсы и туфли на шпильках из змеиной кожи, выглядывающие из-под черных покрывал. Сумочка Dior, брошенная на пол как ненужная вещь.

Там волки!

Кутюрье покинут свои салоны, чтобы обратиться к открытым пространствам только после 1973 года, сразу после заключения "союза" с модельерами, которые начнут принимать участие в показах pret-a-porter перед тысячами зрителей и в самых необыкновенных местах.

Наступило время массовых месс. Взорвав оболочку конфиденциальности, дизайнеры обезличивают модные дома, изменив их до неузнаваемости и превратив дефиле в шоу для толпы. Дальше — больше. Погоня за необычными площадками по всему Парижу, аренда за сумасшедшие деньги на 30 минут показа и двое суток монтажа сцены. Версальский дворец, дворец Трокадеро, Зимний цирк, зал "Ваграм", зал в Ла-Виллетт, Венсенский замок. Да-да, годилось все!

Александр МакКуин провел показ в музее-тюрьме "Консьержери" перед клетками с волками. На входе подозрительные охранники осматривали сумки:

--У вас есть что-нибудь съедобное?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что там волки.

Придумывать, вводить новшества, удивлять... Жан-Поль Готье был первым, превратив большой рынок в Ла-Виллетт в зал. На подиуме в монотонном ритме, в свете прожекторов он представил своих подруг, соседок, кузин, маленьких, полных, некрасивых; им платили натурой — платье на выбор — и это доказывало, что его мода подходит для всех.

"Где можно встретить этих женщин?"

У этих женщин есть несколько жизней. Они неуловимы. Они прозрачны, как светлячки, ранним утром рассыпающиеся в золотую пыль. У этих моделей есть приставка "топ" — не столько из-за длины ног, сколько из-за головокружительных гонораров...

От их жизни остаются лишь огромные залежи глянцевой бумаги, обеспечивающей целое состояние не только им, но и фотографам, этим похитителям красоты, пытающимся поймать ее с лучшего ракурса, в лучшем свете, с лучшей экспрессией.

По утрам перед дефиле, как браконьеры, расставляющие свои капканы, они шныряют в отведенном для них пространстве напротив подиума, чтобы пометить себе место, написав свое имя мелом на полу.

Как-то на дефиле Унгаро я сидела рядом с Аленом Делоном. Парализованный зрелищем, он смотрел на скольжение этих невероятных созданий: палевый макияж, чуть прикрытая шелком грудь, довольно длинные ступни, невесомые сандалии или туфли на головокружительно высоких каблуках.

Делон повернулся ко мне: "Скажите, пожалуйста, вы не знаете, где можно встретить этих женщин?" Нет, я не знала. И никто не знает. Они существуют только в лучах прожектора и в воображении их творцов-кутюрье, и, как облака, возникающие и распадающиеся в небе, они никогда не живут долго. Они исчезают за сценой вместе с макияжем. А из гримерки выходят лишь анорексичные красотки в джинсах и футболках, замедляющие шаг, чтобы позволить папарацци сделать последний снимок.

* Книга Жани Саме "Высокая мода" вскоре выходит в издательстве "Азбука"
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...