1. Это же Пелевин.
Писатель, к которому мы относимся с совершенно особой нежностью. И вытравить ее не могут ни его высокомерное самоустранение из отечественной жизни, ни слухи о контракте с издательством, согласно которому он обязан выпускать по книге в год (и тогда, выходит, все его последние творения, они не для нас, читателей, а для денег), ни даже тот факт, что эти творения, особенно прошлогодний сборник "П5", были не особенно удачны.
Омон Ра, Чапаев с Пустотой и Дженерейшн П стучат в наши сердца — не забывается такое никогда, и каждое воспоминание о том, как это было, трогает и тревожит. А новая книга имеет многие столь милые нам черты.
Здесь наличествуют и неизменный лама с рассказом об учителе Линь-Цзы, "который в ответ на вопрос "Что такое Будда?" говорил, что это дыра в отхожем месте", и длинные разговоры о перерождении, и беседы о том, что "то, что есть, никогда не исчезнет; то, чего нет, никогда не начнет быть".
Реальность пелевинского вымысла привычно расслаивается на пласты (в этом случае — на отдельные реальности/нереальности Героя, Писателя и Читателя). Они точно так же привычно меняются местами и поглощают друг друга до бесконечности. А в конце — как будто бы специально для того, чтобы мы залились слезами умиления,— появляется еще только обучающийся на кавалериста Василий Чапаев, признающийся, что уже чувствует "холодный ветер на лице".
2. Причем это все-таки немного другой Пелевин.
Правда, отличие этого романа от последних пелевинских релизов заключается скорее в недостатке, чем в прибавлении. Вернее, в отказе. Автор отказывается от обычного для него объяснения странностей определенного этапа российской действительности тайным заговором, смысл которого никому, кроме Пелевина, и в голову прийти не может. И вот в этом романе, где, если следовать логике наших читательских ожиданий, должна была бы объясняться мистическая природа кризиса, о кризисе говорится следующее: "Его мировое правительство устроило. Оно деньги печатает, а в кризис цены падают. Вот оно подождет, пока цены упадут, напечатает себе много денег и всех нас купит". Сентенция вообще-то достойная прайм-таймового ток-шоу на "Первом канале", но в случае Пелевина подкупающая новым подходом.
3. Не без самокритики.
Это подкупающее объяснение кризиса, кстати, можно провести по разряду самокритики или даже саморазоблачения. Выходит, автор сам указывает на то, что его прежние тонкие теории, если стряхнуть с них буддизм и шумеро-аккадство, мало будут отличаться от гипотез про "людей с песьими головами".
Но здесь есть примеры и более очевидные. И в каком-то смысле более трогательные. Вот, например, имеется некий самовлюбленный беллетрист-метафизик, не брезгующий, правда, несмотря на всю свою возвышенность, участвовать в коллективном написании романов по заказу "конкретных" людей и за "конкретные" деньги. Он отвечает за метафизические раздумья и мистические прозрения. Также о нем сообщается, что он шизофреник — читает на себя рецензии, шуршит в углу газетой и бормочет: "Как? Погас волшебный фонарь? А что ж ты в него ссала пять лет? Ссала-то чего?" Вот и вся метафизика — утверждается в романе автора, дебютировавшего некогда сборником "Синий фонарь". Куда уж самокритичнее.
4. Не без литературной критики.
Ею поначалу занимается не вызывающий вроде бы уважения персонаж с еврейско-индийской фамилией Брахман: "Столетие назад писатель впитывал в себя, виртуально выражаясь, слезы мира, а затем создавал текст, остро задевающий человеческую душу... Сейчас от писателя требуется преобразовывать жизненные впечатления в текст, приносящий максимальную прибыль. Литературное творчество превратилось в искусство составления буквенных комбинаций, продающихся наилучшим способом". Но потом его слова подтверждает высший авторитет. Великий писатель земли русской Лев Толстой, видящий, как и положено у Пелевина, сюжет романа "Т" во сне, суммирует: "Они там книги пишут, как наши мужики растят свиней на продажу". А с Толстым как же не согласиться.
5. И вообще...
Это же Пелевин (см. пункт первый).
"Главные вопросы современности вовсе не "Что делать?" и "Кто виноват?". Они совсем другие — "Где я?" и "Кто здесь?"".
""Бог" — просто бренд на обложке. Хорошо раскрученный бренд. Но текст пишут все окрестные бесы, кому только не лень".
И шедевральное: "Космическое назначение российской цивилизации — это переработка солнечной энергии в народное горе".
Если не он, так кто же нам все это напишет?
М.: Эксмо, 2009