С ТАХАРОМ РАХИМОМ и РЕДОЙ КАТЕБОМ — исполнителями главных ролей в фильме Жака Одийяра «Пророк» (см. “Ъ” от 7 октября) — беседует АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВ.
— Жак Одийяр рассказывал, что его задачей было открыть для зрителей мир новых персонажей, новые лица, новую среду арабского населения и исполнителей, чтобы зритель сказал: «Какого же прекрасного актера я сегодня увидел!» С этой задачей он справился настолько хорошо, что теперь хотелось бы узнать немного и о вас.
Реда Катеб: Спасибо, очень трогательно. Что касается меня, то я занимался театром с тех пор, как себя помню. Но роман с кино у меня начался совсем недавно. До «Пророка» я снялся лишь в телевизионном сериале «Витки спирали», и играю я в нем рэпера-психопата. Этот персонаж разительно отличается от моего Цыгана из «Пророка», но, я так думаю, именно «Виткам спирали» я обязан тем, что Одийяр обратил на меня внимание.
Работать с Одийяром — чистое удовольствие: ему доверяешь вслепую, и мне это по душе. Хотя у меня в фильме не то чтобы очень много сцен, да и мой съемочный период в «Пророке» оказался невелик, но это нам не помешало. Эта работа подарила мне много неожиданных и новых открытий и размышлений, у меня теперь такие грандиозные мечты о моем будущем в кинематографе, каких до «Пророка» у меня не было и в помине.
Тахар Рахим: А я лицензиат кинофакультета. В годы моей учебы про меня был снят фильм «Тахар-студент», это такой синтез документального кино и игрового.
— Там рассказывалось, как некий Тахар Рахим ходит на занятия в университет?
Т. Р.: В вульгарном смысле — да. На самом деле это была попытка показать студенческую жизнь со всеми ее проблемами и сделать так, чтобы в этом отразились проблемы общества в целом. Потом я брал уроки актерского мастерства в Париже и параллельно снимался в сериале под названием «Коммуна».
— Про Парижскую Коммуну, что ли?
Т. Р.: А, нет, нет! Хотя в названии заключена определенная ирония. Это объективный и пристальный киновзгляд на жизнь и проблемы парижского Сите. Не успев отдышаться от съемок, я тут же попал на театральную сцену, а продолжая играть в спектакле, прошел кастинг у Жака Одийяра и получил главную роль в «Пророке». Чуть не забыл: я еще успел мелькнуть в фильме «Месть нерожденному», у меня там буквально пара-тройка минут, зато я там полицейский.
— Насколько изменил «Пророк» вектор вашей актерской карьеры?
Р. К.: Конечно же, есть новые проекты. Работая у Одийяра, мы многое узнали о специфике нашего ремесла: с ним мы прошли огромную школу. Я думаю, теперь мы лучше понимаем, чего хотим, чего желать от работы. В нашей профессии периоды, когда фортуна плывет в твои сети, неизбежно чередуются с периодами, когда дела идут не ахти. Сейчас для нас настало время, когда рывок возможен, и очень важно правильно распорядиться открывающимися возможностями. Но секрет создания незабываемого кино, которым, приняв в команду «Пророка», поделился с нами Одийяр, должен остаться для нас камертоном при выборе фильмов и работе над ролью.
— Ну а предложения-то все-таки посыпались?
Т. Р.: Да, да, все-таки — да.
Р. К.: В этом смысле итоги моей работы с Одийяром французскому зрителю станут видны уже в ноябре. На экраны выйдет фильм «Безмолвные голоса», роль в котором я получил благодаря материалу, отснятому с моим участием Одийяром. Дело в том, что действие «Голосов» разворачивается в тюремной комнате свиданий — режиссер Леа Фернер выбрала эту тему потому, что долгие годы сотрудничала с организациями, помогающими семьям заключенных. И конечно, она не могла не обратить внимания на съемки «Пророка».
Ей было всего 27 лет, но фильм был сразу отобран для кинофестиваля в Венеции, хотя Леа закончила его буквально за несколько дней до начала фестиваля. Там мы его и представили публике впервые. Парадоксально, но переход из опытных рук Одийяра к этой молодой, неискушенной в вопросах кинематографа девушке для меня, как для актера, ничего не поменял. Она четко знала, чего хотела и чего не хотела, в равной пропорции была и требовательна к актерам, и предоставляла им необходимую для творческой работы над образом свободу.
— А что такого необыкновенного в подходе Одийяра к работе с актером?
Р. К.: Его энергия и то, как он вкладывается в проект. Он не столько готовит вас к совместной работе интеллектуально, объясняя задачи на словах, сколько вводит вас в свой проект физически и энергетически, обнимая за плечи и провожая в зазеркалье творимого им мира. При этом его эго настолько мало ощущается, настолько ненавязчиво его присутствие, что вся команда работает над одним проектом, как если бы они снимали фильм для себя, а не горбатились на удовлетворение фантазий и амбиций некоего руководителя. Кино обычно очень иерархично и ступенчато, но у Одийяра получается, что все сплоченно работают, каждый из нас важен для него в равной степени.
— У меня вопрос к Тахару: этот трюк с бритвой, которую ваш герой Малик должен быстро вытащить языком из-за щеки и зажать между зубами, чтобы перерезать сонную артерию Рейебу,— долго пришлось его репетировать? Бритва настоящая была?
Т. Р.: Настоящая? Да что я, сумасшедший?!! Конечно, лезвие бутафорское. Ни о каких особых тренировках говорить не приходилось. В действительности я делал не пойми что: в кадрах, где я клал ее в рот, я помещал ее за щеку, а потом вынимал после команды «Стоп, снято!». А перед съемкой кадров, где я вынимаю ее изо рта, я сразу клал ее на язык и только воображал, будто она изначально находится у меня за щекой. Магия кино, а?
— Что вы делали, чтобы войти в образ заключенных, отсиживающих шестилетний срок? Может, жили какое-то время в тюрьме или что-нибудь в этом роде?
Т. Р.: Нет, мы не ходили в тюрьму. Для меня в этом не было необходимости: фильм начинается с того, что мой персонаж поступает отбывать свой первый срок. Подобно ему, в первый съемочный день я вошел в декорации, весьма напоминавшие подлинную тюрьму, и стал постепенно в них обживаться: то, как он будет это делать, собственно, и составляет сюжет нашей картины.
Р. К.: Мой персонаж, напротив, давно живет в тюрьме, пообтесался и знает все ходы. Мне сильно помогала массовка, сопровождавшая съемки практически каждого моего эпизода: Цыган общается с Маликом в основном во время прогулок на тюремном дворе. Эта массовка по большей части состояла либо из бывших заключенных, либо из людей, хорошо знакомых с этой средой. Что касается сцен в камере — тут я, как и Тахар, могу только отдать должное декораторам, воссоздавшим тюрьму детально и вполне реалистично: то, как я двигался, брал тот или иной предмет, не продумывалось заранее — сами декорации диктовали нам пластику, манеру держаться.
Т. Р.: Об этом мы почему-то редко говорим, но одной из основных сложностей съемок в «Пророке» было то, что нам приходилось много фантазировать скорее в плане звука. Допустим, в одной из сцен мы беседуем в камере, и вдруг раздается неожиданный крик: мы должны вздрогнуть, изобразить удивление, сделать так, чтобы наша реакция была непосредственной. Но этот крик будет добавлен только на стадии монтажа. Во время съемок крик не раздается. Игра с воображаемым звуком была для меня одной из самых трудных задач, если для чего и требовались подробные репетиции и специальная подготовка, так именно для ее выполнения.
Р. К.: Цыган, мой герой, наоборот, настолько привык к тюремной обстановке, что мне было необходимо абстрагироваться даже от подлинных звуков, чтобы передать состояние героя. Я придумал маленький трюк и все время мысленно напевал блюз, чтобы телом он оставался в тюрьме, а мыслями и душой где-то очень далеко.
— Для меня большой сюрприз слышать от вас рассказы об университетах и целой жизни на театральной сцене: после «Пророка» я все-таки ожидал увидеть парней с улицы. Кто является более типичным представителем второго поколения арабских иммигрантов — вы или экранные герои?
Т. Р.: Наш фильм, хочу вам напомнить, это художественный вымысел, жанровое кино, которое, конечно, стремится к внешнему правдоподобию и опирается на некие реалии, от которых никуда не деться в нашей нынешней жизни. Одна из этих реалий, что 70% арабского населения Франции сидит в тюрьме. Какие причины тому виной, социальные или исторические, почему вообще происходит так, а не иначе — это нужно спросить у Франции.
Р. К.: Мне бы все-таки хотелось попросить, чтобы русские зрители не составляли по нашему фильму впечатления об арабах. Это картина о проблемах арабского населения во Франции, именно во Франции. Если ты любишь путешествовать, поезжай в любую арабскую страну: там тебя ждет более теплый прием, чем тот, к которому ты привык в других странах.