Минувшая неделя в российской политике была окрашена в яркие китайские тона. Стало известно о программе освоения российского Дальнего Востока с участием китайских товарищей. Пекин посетил премьер РФ, а перед ним — делегация "Единой России" с целью изучения особой китайской модели
Китайская модель многими у нас рассматривается как образцовая. Однако спасительного рецепта для России единороссы домой не привезут. Китайская модель нам категорически не подходит по нескольким основаниям.
Эффект китайской модели в значительной степени основан на их национальной культуре: на рисовой культуре с точки зрения экономических традиций и на конфуцианстве, которое определяет этические моменты взаимоотношений.
Конфуцианская культура, как ни странно, имеет много общего с идеологией протестантизма, поскольку, выросшая на почве рисовой культуры, она в значительной степени связана с тщательным и систематическим трудом, с высокой этикой отношений и т. д. В других аспектах есть важные отличия от протестантской этики, например в части критического отношения к торговле, к предпринимательству. Когда-то конфуцианство за это критиковал Макс Вебер, но сейчас эти факторы, по существу, не действуют.
Российская культура в значительной степени другая и не позволит добиваться успехов на тех же основаниях, на которых движется вперед Китай.
Что происходит в Китае? Рассмотрим несколько фундаментальных факторов.
Так же, как раньше в Японии, затем на Тайване, в Гонконге и Сингапуре, во всех странах Юго-Восточной Азии физический капитал в заметных масштабах замещался человеческим капиталом. В ряде работ японских экономистов показано, как в XVII-XVIII веках, когда в Китае и Японии обнаружился кризис обеспечения продовольствием растущего населения, произошла так называемая революция тщательности. В Европе ответом на кризис традиционного производства стала промышленная революция, примерно в то же время в Китае и Японии и произошла революция тщательности. То есть они стали обрабатывать свои рисовые поля еще более тщательно, вместо одной прополки, к примеру, стали делать три. Выработались какие-то особые нормы работы, отношения к труду. Это касается и безропотности, терпеливости, умения преодолеть себя для того, чтобы довести дело до конца, и т. д. Эти качества противостояли наступающему голоду.
В Европе же дело пошло по другому пути, в России в том числе: по пути инноваций, по пути изобретений, которые повышают производительность труда. Очевидно, что поворот к инновационности — это путь, который не имеет границ, а тщательность имеет границы. Это первое.
Второй важный фактор, на который следует обратить внимание. Китай находится в фазе поздней индустриализации, причем реализуемой по японской модели. Что значит поздняя индустриализация?
Дело в том, что собственно индустриализация началась вместе с промышленной революцией, и она волнами шла от Англии к Франции и Германии, потом уже в США, Россию и Японию. Затем поднялись азиатские тигры или драконы. Дошла очередь до Китая, Вьетнама и Индии. Сейчас именно эти страны, проходя индустриализацию, имеют высокие темпы роста, поднимают огромные пласты рабочей силы, это страны с бесконечными, на первый взгляд, трудовыми ресурсами, с дешевыми руками. Но когда этот ресурс исчерпается, тут должны перейти к более инновационному развитию. Вот тогда они и столкнутся с теми проблемами, с которым сталкивается сегодня Россия, а еще раньше развитые западные страны. Скептики могут заявить, что трудовые ресурсы Китая неисчерпаемы, ведь там живет больше миллиарда человек. Когда Дэн Сяопин начинал реформы, в Китае было около миллиарда населения, примерно 300 млн жили в городах. Реформы начинались в деревне. Они повторяли то, что было в России при нэпе, когда заменили продразверстку продналогом. Но китайцы довольно быстро пришли к выводу, что советская модель тупиковая, и переняли японскую — ориентацию на экспорт. И до сих пор они упорно держатся этой модели, опираясь как раз на дешевую рабочую силу.
За это время население городов выросло до 600 млн, и скоро сельское и городское населения сравняются. В настоящее время в деревне у них примерно 150-160 млн свободных работников. Это то, что у нас называлось аграрным перенаселением. Они могут еще черпать ресурсы для города и строить заводы. Но при этом нужно иметь в виду, что сама модель развития меняется, потому что прежняя экспортная ориентация исчерпана в значительной степени.
Рынки США и Европы уже не так открыты для китайских товаров, эти страны требуют либерализации курса юаня. Это приведет к снижению конкурентоспособности китайской продукции. Не во всех секторах Made in Chine значит "качественное".
Кроме того, Китай будет сталкиваться с тяжелыми продовольственными проблемами. До прихода к власти коммунистов метод регулирования количества китайского населения состоял в том, что время от времени случался голод в масштабах страны и несколько миллионов человек умирало. Сейчас впервые в своей истории Китай начал импортировать продовольствие. Однако понятно, что возможности экспорта продовольствия при населении 1,3 млрд — это довольно сложное дело. Внутри самого Китая обеспечить рост урожайности крайне сложно. Возможности собственных технологий исчерпаны, западные скорее ориентированы не на урожайность, а на производительность труда. Нужны технологические прорывы, но пока неясно, какие. Плодородных земель не хватает. Поэтому они сейчас уже скупают землю в Африке, Латинской Америке, чтобы обеспечить себя в будущем продуктами питания.
Сейчас понятно, что во время поздней индустриализации 160 млн рабочих — это не безграничный ресурс. Сегодня города поглощают ежегодно примерно по 10-15 млн. Скоро дешевая рабочая сила может закончиться.
Экспортные рынки не будут играть прежней роли, и нужно будет ориентироваться на внутренний. Но если вы ориентируетесь на внутренний рынок, то должны повышать покупательную способность своего населения, чтобы люди не работали за плошку риса, как нередко происходит сейчас. Рост покупательной способности населения подрывает главное конкурентное преимущество Китая — дешевую рабочую силу. Китайским экономистам и ученым придется находить решения этих сложных проблем.
Почему так важна для разговора о Китае тема поздней индустриализации? Пока есть индустриализация, есть ресурсы, которые можно вовлекать в оборот, экономика растет: берете чужие технологии, свою рабочую силу, соединяете, производите дешевую продукцию и везете ее на иностранные рынки. Это та экстенсивная модель, которую китайцы до сих пор реализовывали. Мы этого себе позволить не можем: у нас нет уже этой дешевой рабочей силы. К тому же за длинный период социализма слой наемных работников деградировал с этической точки зрения, и у нас проблема тщательности гораздо сложнее. Нам приходится замещать труд машинами и таджиками. А китайцы с точки зрения отношения к труду сами как таджики, да и машины заменяют своим трудом.
Но наступает момент икс. Начинается очень важный процесс — укрепление китайской бюрократии (период расцвета — это одновременно и период укрепления бюрократии). Почему я придаю такое значение этому обстоятельству? Бюрократия принципиально из своих родовых отличий противостоит инновациям. А будущее китайской экономики после поздней индустриализации, так же как российской, зависит от способности к инновациям. Если вы имеете развитую науку, продуцирующую новые идеи, если вы имеете образование, которое позволяет насыщать науку, экономику кадрами, если у вас есть институты, которые способствуют инновациям и прежде всего конкуренции, то у вас действительно есть шансы стать конкурентом нынешних мировых лидеров. Если всего этого нет, то нет и шансов на будущее. Пока что китайцы, несмотря на свою новаторскую историю до 1500 года, никаких инноваций не делают, а только все копируют. И в этом смысле они должны посмотреть на Россию. У нас прорыв в области науки и образования, инноваций, которые были связаны с атомной техникой, с ракетами, с космосом и т. д., был привязан, во-первых, к обороне, во-вторых, его поднимали люди, которые выросли в революционную эпоху. Это было поколение 20-х годов. Следующие поколения были другими, они уже не были такими продуктивными. И мы все-таки в этом отношении сильнее китайцев, а как будет дальше, неизвестно. Говорят, что сотни тысяч китайцев учатся в США. Правильно. Но специфика состоит в том, что китайцы, которые учатся в США и изобретают в США, остаются там жить и работать. Если они возвращаются домой, то эти способности к инновациям в значительной степени подавляются китайской средой, бюрократией в первую очередь.
Что же тогда так привлекает наших единороссов?
Их привлекает то, что там всем управляет одна коммунистическая партия. Никакого правосудия в европейском смысле там нет, настоящей конкуренции между предприятиями там тоже нет. Конфуцианство в принципе против конкуренции и призывает договариваться и решать вопросы согласием и компромиссом. Я понимаю попытки "Единой России" найти родственников в Китае. Но рецепты, которые могут выписать китайцы, для России не подходят.
В чем-то мы даже дальше продвинулись, чем Китай. Например, китайский юань неконвертируемый. И не надо просто падать ниц, повторяя: у них 12-процентный рост ВВП... Ну, у нас тоже когда-то были эти самые сумасшедшие темпы роста, когда мы восстанавливали экономику после Гражданской войны. В тот момент у нас сложились для этого определенные условия. Теперь это невозможно.
Несколько лет назад судьба распорядилась так, что мне пришлось ехать в Китай на лечение. Тогда я отчетливо понял, что китайская медицина, какой бы древней она ни была, помогает в сравнительно легких случаях. Она не основана на науке. Это все знахарство — хорошее, серьезное, глубокое, опирающееся на изучении какой-то практики и прочем, но глубоких теоретических знаний нет.
Так и нынешние успехи Китая. Для нас это все имеет только научный интерес. Наши политики почему-то каждый раз ищут какую-то штучку, чтобы жить на халяву и чтобы не трогать своих вождей. Так не получится!
Сейчас много говорят о проекте освоения Китаем наших недр на Дальнем Востоке. Я расчетов не видел, поэтому не могу дать оценку конкретным проектам. Но у этого региона должно быть свое определенное лицо. И его лицом, на мой взгляд, является добыча энергии, полезных ископаемых для стран Юго-Восточной Азии. Никакого другого варианта для развития нашего Дальнего Востока нет. В противном случае там должны быть созданы крупные университетские научные центры, созданы какие-то производства, где собирается большое количество ученых, интеллектуалов и т. д. Это сделать невозможно. Там ничего нет: на огромном пространстве живет сравнительно редкое население. И что мы в этих условиях можем предпринять? А рядом Китай, Япония, Южная Корея, которые испытывают острую нехватку энергии.
Может ли более или менее развитая страна, строящая экономику на принципах эффективности, а не на мечтах, найти себя в таких условиях? Я считаю, что может. Примерно такую же судьбу избрали для себя Австралия, Норвегия. Там развитые институты и ориентация на производство, на использование богатых природных ресурсов. Австралия — сырьевой придаток Японии, Китая, всех восточных стран, потому что там они добывают железную руду, медь или какие-то другие цветные металлы и их вывозят. Что тут особенного? Австралийцы хорошо живут, у них высокая заработная плата. Я ничего плохого в этом не вижу.
Китаю же можно пожелать удачи накануне новых исторических испытаний.