Джон Уэйн, конечно же, был не актером перевоплощения, а актером присутствия. Но для того, чтобы его присутствие обретало монументальную значительность, требовался гениальный режиссер уровня Джона Форда. По фильму же Джозефа Кейна Уэйн скользит бледной тенью своих героев из вестернов. Сам по себе фильм и не вестерн, и не триллер о картежниках, и не мелодрама, и не совсем история успеха: всего понемногу. Ковбой Дюк (Уэйн) вступает в многолетнюю дуэль с Тито, хозяином казино (Джозеф Шильдкраут), в котором его бессовестно очистили. Их соперничество, естественно, и делового, и личного свойства: Уэйн открывает свой вертеп и сманивает певичку Энн (Энн Дворак). Некоторое оживление в унылую историю вносят землетрясение 1906 года в Сан-Франциско и некий зануда, постоянно бубнящий Тито: "Я же говорил, надо было его сразу прикончить". Самое же нелепое в фильме — сцена, в которой Дюк, ненадолго вернувшись в родные прерии, вдруг затягивает бодрую песню дуэтом с другом, словно это не суровый Уэйн, а какой-нибудь, прости господи, поющий ковбой Джин Отри.