В своем самом знаменитом романе "Радуга тяготения" Томас Пинчон подрывал общепринятые мифы о Второй мировой войне; но в своем новом романе он защищает давно сложившийся миф о "счастливых шестидесятых", может быть, потому, что у этого мифа много врагов.
 Inherent Vice Penguin Press, 2009 |
|
V. СПб.: Симпозиум, 2000 |
|
Выкрикивается лот 49 СПб.: Симпозиум, 2000 |
К частному детективу Ларри Спортелло по прозвищу Док приходит его бывшая возлюбленная Шаста, на сей раз в качестве клиентки. Против ее нынешнего интимного приятеля, магната недвижимости Майкла Вулфманна, куется заговор: его жена и ее любовник хотят упрятать его в некое таинственное психиатрическое заведение с тем, чтобы распорядиться его имуществом в собственную пользу. Сюжет развивается молниеносно: след Шасты вскоре после этого свидания теряется, одного из служащих мотоциклетной банды, охраняющей Вулфманна, обнаруживают убитым, причем Док оказывается главным подозреваемым, а сам Вулфманн тоже необъяснимо исчезает.
На первый взгляд такой зачин нового романа Томаса Пинчона "Неотъемлемый дефект" отсылает к заслуженному жанру крутого детектива, триада классиков которого, Дэшил Хэммет, Рэймонд Чандлер и Росс Макдональд, постоянно балансирует на грани развлекательной и серьезной литературы, а имена выведенных ими сыщиков, Сэма Спэйда, Филиппа Марлоу и Лу Арчера, стали почти нарицательными. Но поскольку мы все-таки имеем дело с Пинчоном, сходство заканчивается примерно там же, где начинается.
Действие романа происходит в Лос-Анджелесе, но совсем не в том, что у Чандлера, а на океанском побережье, в районе, именуемом Кордита-Бич, и есть подозрение, что имеется в виду реальный Манхэттен-Бич, где Пинчон, по слухам, жил в пору работы над "Радугой тяготения", своим opus magnum. Район населяют в основном хиппи и поклонники культуры серфинга, с которыми соперничают по численности толпы страховых агентов и стюардесс ("сухопутников" на жаргоне серферов) в поисках наркотиков и секса.
Что же касается самого Дока, то он в ходе своей следственной деятельности непрерывно занят скручиванием, раскуриванием, утилизацией "пятки" с помощью зажима, а его натасканное обоняние никогда не спутает "панамскую предварительной скрутки" с "бессемянной гавайской" или "азиатскую ароматическую индику" с "недорогим мексиканским продуктом".
Пинчон, судя по всему, жил в Калифорнии в период расцвета контркультуры хиппи с ее воинствующим пацифизмом, неформальностью межчеловеческих отношений и свободным отношением к наркотикам и сексу. Этот период стал своеобразной эпохой размежевания в американской истории, и, если многие вспоминают его как времена прекрасной, хотя и обреченной утопии, другие усматривают в 1960-х все корни нынешнего зла и упадка — излишне уточнять, к какому лагерю принадлежит Пинчон. Адепты серфинга в Южной Калифорнии были своего рода местным подвидом хиппи. Действие романа довольно точно датируется 1970-м годом, временем кровавого убийства бандой Чарльза Мэнсона беременной актрисы Шарон Тейт, жены кинорежиссера Романа Полански, которое ознаменовало начало заката контркультуры и наступления реакции. События в "Неотъемлемом дефекте", судя по упоминаниям Мэнсона в тексте, явно укладываются в период от его ареста и до суда.
Упомянутое следствие не то чтобы продвигается — Док, как уже понятно, не соперник Марлоу,— а происходит самопроизвольно, события сами обрушиваются на незадачливого детектива в процессе непременного раскуривания. И хотя роман — самый сюжетный из всего доселе написанного автором, Пинчон не был бы Пинчоном, если бы не нагромоздил событий с куда более глобальным резонансом, чем простое убийство и похищение. Неизбежный всемирный заговор сосредоточен, судя по всему, вокруг таинственной шхуны "Золотой клык", которая возит то ли героин из Индокитая, то ли фальшивую американскую валюту неизвестного назначения, поскольку вместо различных, в зависимости от достоинства, портретов президентов на ней неизменно изображен Ричард Никсон с не поддающимся описанию галлюцинаторным выражением лица. Впоследствии всплывает также версия, что "Золотой клык" — это всего лишь фонд, учрежденный ассоциацией зубных врачей с целью уклонения от налогов.
Впрочем, есть и более глобальный план — предание о затонувших материках Атлантиде и Лемурии, из коих последняя, по некоторым признакам, готовится всплыть. Настоящая Лемурия — это, конечно же, и есть та самая Калифорния с навсегда ушедшим в прошлое образом жизни 1960-х, о котором Пинчон уже писал с нескрываемой ностальгией в романе "Вайнленд".
Тех, кто попытается воспринимать роман по наличной детективной стоимости, ждет разочарование, хотя каноны приблизительно соблюдены. Часть американского литературно-критического сообщества была откровенно шокирована обращением патентованного классика постмодернизма к легкому жанру и даже сюжету. Не подлежит сомнению, что "Неотъемлемый дефект" — на текущий день наиболее доступный роман Томаса Пинчона, который для нерешительных мог бы послужить черным ходом в его творчество, хотя подробное описание быта калифорнийских хиппи может стать катастрофическим препятствием для перевода. Бестолковый Док с его неизменным джойнтом во рту — один из самых обаятельных персонажей, созданных воображением писателя. Тем не менее для отпетых энтузиастов книга вряд ли станет больше чем поводом вернуться назад, к "Радуге", или ждать, что будет дальше, пока тикает время, и Пинчону, если верить скудным биографическим данным, уже пошел восьмой десяток.