Демократия — универсальный рецепт не только для политики, но и для сельского хозяйства.
Здесь и Спилберг не отказался бы снять фантастический фильм! Представьте себе: Шпицберген, окрестности норвежского города Лонгйир, вечные льды, а под землей — оборудованное по последним антисейсмическим нормам самое современное на земле ядерное бомбоубежище. Коды для входа в туннель полностью не знает никто: чтобы открыть двери и добраться до содержимого, нужно собрать вместе всех хранителей паролей. Ожидаешь, что под семью замками лежат, по крайней мере, государственные золотые запасы. Или пуще того — какая-нибудь совсем уж в духе последней голливудской суперпродукции средневековая тайна. Одно прозвание чего стоит — Хранилище Страшного суда.
Трудно поверить, но все эти технологии применены для хранения... семян и клубней. Ну да, картошки и морковки, а еще кукурузы из Мексики, коровьего гороха из Нигерии... Иными словами, генетического фонда сельскохозяйственных культур планеты. Отсюда и страшноватое название: если в один несчастный день этот генофонд исчезнет, вслед за ним погибнет и человечество. Впрочем, решение о создании Хранилища было принято, когда оказалось, что до Страшного суда уже недалеко: за последние 100 лет мы растеряли три четверти сельскохозяйственных культур Земли. Их задавили четыре победителя — кукуруза, рис, пшеница и соя. Недавно, с началом кризиса, я стала искать на рынках брюкву. Так вот, брюквы в Москве не оказалось, ее больше не выращивают. Хорошо, что она распространена хотя бы в Америке, а вот многие сорта обычных груш и яблок уже никогда не попробовать. В XVIII веке на деревенских европейских рынках было больше 500 сортов груш, а насчитаете ли вы больше пяти в вашем соседнем, оснащенном по последнему слову супермаркете?
Первыми трагичность происходящего осознали этноботаники (область науки, которая изучает отношения между человеком и растениями, включает в себя биоинженерию и археологию растительного мира). Это они оповестили международные организации о безвозвратных потерях и попытались выяснить причины. Главная из них очевидна — погоня за рентабельностью и производительностью. Помните телерепортажи о бескрайних полях колхозной пшеницы, о хлебных закромах родины от края до края? Мало кого при этом интересовало, куда деваются полба, хвостатая пшеница и другие малоурожайные сорта. А поразившее воображение Хрущева (и не только его одного) американское промышленное земледелие? Современный американец гордится тем, что половина его родной продукции уходит на помощь голодающим в Африку и в другие тяжелые точки планеты. Вот только моя знакомая из сельскохозяйственного штата Айова жалуется, что все свежие овощи и фрукты привозят к ним исключительно из Калифорнии, а местных сортов больше нет — их выместили кормовые культуры. Те самые — от края и до края. При этом небольшая крестьянская делянка оказывается гораздо более эффективной моделью в борьбе с голодом, чем все это богатство. Именно монокультуры первыми погибают от засухи или насекомых, а растения, веками подбиравшие себе полезных соседей, умеют друг другу помогать. Кроме того, они местные и, в отличие от пришельцев, привыкали и продолжают приспосабливаться к изменяющимся природным условиям. Попытки некоторых международных организаций выращивать высокоурожайную пшеницу там, где африканское племя растило пусть и нерентабельные, но не подводившие их местные бобы и злаки, тоже в итоге оказываются медвежьей услугой.
Нет, я не против прогресса и обмена, не зову "назад, к природе" и не намерена отказаться от электричества ради сохранения энергоресурсов (хотя таких идей вокруг ужасающей биологической эрозии немало). Я понимаю, что экзотика тоже интересна, что растения стали путешествовать не в нашем столетии и что если бы не Марко Поло, не верблюжьи караваны и не сицилийские торговцы, то не видать бы нам ни перца, ни баклажана. Я даже пытаюсь рассказывать китайцам и индийцам, что жгучий перец чили на их столах — не исконная, а совсем недавняя приправа, привезенная португальцами (хотя большей частью они мне не верят). Где бы мы были без картошки, помидоров и той же кукурузы, если бы Колумб не привез их в трюме "Санта Марии". Но и, не отказываясь от электрической косилки, можно найти выход из положения.
Первым таким выходом показались хранилища семян в разных странах, объединенные в сеть усилиями ООН. И сразу стало ясно — этого недостаточно. Хранилище в Афганистане сожгли еще в 90-е годы моджахеды (а именно Афганистан является родиной чуть ли не всех распространенных в наше время в Европе растений, начиная с морковки). В Ираке семенной банк тоже чуть не исчез под бомбами и был вывезен учеными с риском для жизни в соседние страны. Старинные, можно сказать, библейские сорта месопотамской пшеницы и чечевицы при этом оказались утрачены. Также в 90-е ураган унес последние зерна фасоли, уроженки Гондураса и Никарагуа. А одно из ценнейших хранилищ в мире — Институт общей генетики им. Вавилова — уцелело в блокаду только благодаря преданности сотрудников, умиравших от голода, но упорно высаживавших клубни (сталинскому правительству не пришло в голову принять никаких мер охраны, хотя из Ленинграда и вывозились другие учреждения). Вот почему после взрывов в Нью-Йорке 11 сентября и урагана "Катрин" было принято решение о строительстве единого хранилища на Шпицбергене, в вечной мерзлоте и полной секретности (оно принадлежит ассоциации Global Crop Diversity и финансируется Норвегией, Великобританией, Германией, Австралией, США и другими странами). Но остается еще одна проблема. Семена и клубни — не золотые слитки, их недостаточно хранить, их приходится высаживать. И не на биостанциях или в заповедниках в искусственных условиях, а в той естественной лаборатории, которая называется поле и огород.
Так что следующим шагом консервационистов (борцов за сохранение растительного и животного генофонда) стало в буквальном смысле "рассеивание" наследия. Французская ассоциация Kokopelli предлагает любому "усыновить" редкий вид растения или овоща, то есть обязаться выращивать его в собственном саду и распространять семена среди других садоводов. Еще дальше идет американская ассоциация "Обновление американских пищевых традиций" (RAFT). Она пытается возрождать не только дикий американский рис, бизонов, а также внушительный список из более чем тысячи животных и растений, но и традиционные рецепты. Основатель RAFT, лауреат престижнейшей премии Макартур и один из лидеров консервационизма, профессор Аризонского университета Гарри Набан написал книгу, которая так и называется "Вернуться домой обедать", это одновременно и сельскохозяйственный труд, и сборник рецептов. Возрождением местной, традиционной еды занимается всемирное движение "Слоу Фуд" (названное так в противовес фастфуду). А вслед за этноботаниками на традиционные системы питания обратили внимание и врачи. Известный американский диетолог Дафне Миллер поехала вслед за своей пациенткой в джунгли Амазонки расследовать, как же так получается, что та, отправляясь на родину, каждый раз резко сбрасывает вес (причем, по ее собственным словам, ест ничуть не меньше), а по возвращении снова его набирает. Миллер прожила в Амазонии несколько месяцев и пришла к выводу, что веками оттачивавшаяся традиционная и разнообразная система питания индейцев Амазонии — поистине научная диета. После Амазонии она отправилась и на Крит, и на японский остров Окинава, и к канадским эскимосам и утверждает, что практически каждая традиционная система питания ограждает ее последователей от болезней индустриального общества — диабета, сердечных и раковых заболеваний.
Что же касается Хранилища на Шпицбергене, то многие называют его по-другому — Ноев ковчег. Так больше надежды. Впрочем, Гарри Набан утверждает, что одного ковчега недостаточно, для спасения требуется праведник Ной. Набан считает себя последователем Николая Вавилова. Не только потому, что Вавилов, крупнейший в истории этноботаник, открыл зоны-прародительницы современных растений, а в первую очередь из-за того, что именно он первым осознал роль человека — фермера, крестьянина, дехканина — в развитии биологического многообразия. Набан проехал по следам 115 вавиловских экспедиций и написал книгу о том, как нам могли бы помочь открытия великого российского ученого, предсказавшего и пытавшегося предотвратить нынешнюю ситуацию. Вывод из его исследований получается достаточно неожиданный, особенно для ученого, всю жизнь посвятившего сохранению генофонда растений. Дело не только в нехватке семян, пишет он, но часто и в их недоступности для фермеров, иными словами... нехватке демократии, а этому не могут помочь никакие хранилища. Пока власти, особенно тоталитарные, будут приказывать крестьянину, что, как и где ему сеять, большинство голодающих, словно по злой иронии, по-прежнему будет насчитываться среди земледельцев, а планета будет обречена на биологическую эрозию. Самый трагический тому пример — судьба самого академика Вавилова. Крестьянский сын, всю жизнь посвятивший борьбе с голодом, собрал крупнейший в мире семенной фонд. Это не спасло его от голодной смерти в сталинском застенке.