Действие романа Михаила Гиголашвили "Чертово колесо" разворачивается в раннеперестроечном Тбилиси среди наркоманов, бандитов, милиционеров и подпольных миллионеров. Анна Наринская увидела в этой книге нечто большее, чем просто свидетельство об эпохе.
Роман из жизни наркоманов — это жанр, от которого уже немного веет плесенью, чем-то давно пройденным, прошлым вроде Ирвина Уэлша или, прости господи, Баяна Ширянова. Ушедшие вены, кубы, таблы, вторяки, приходы и ломки — нам про это уже написали, мы прочитали, все, спасибо, достаточно.
В книге Михаила Гиголашвили практически все герои — наркоманы. И кроме того, там имеются типические признаки жанра вроде профессиональных зарисовок ("он работал как заведенный: находил точку опоры, пригибал головку вниз и методично тер ее "до холодка", глазами подыскивая новую. Обмацанные головки мертво обвисали на стеблях", "натянув над пустым тазом полотенце, вывалили на ткань дымящуюся массу кокнара, скрутили в горячий ком и долго, тщательно отжимали его, обжигаясь и матерясь") и профессиональных же шуток (писатель Лева ТОлстый в книге "Война миров" писал, что все плохие сорта гашиша похожи друг на друга, а хорошие — хороши по-своему). При этом роман Гиголашвили — не роман о наркоманах. Это роман о нравах.
Тбилиси конца восьмидесятых. На дворе никому не понятная перестройка и куда более задевающая всех антиалкогольная кампания. Все подсмеиваются над Горбачом ("у него мозги слесаря"), зато очень уважают Эдуарда Амвросиевича ("недавно в Москву взметнулся"). Выходят из тени цеховики, появляются первые кооперативы, которые занимаются всем на свете, включая выращивание опиумного мака, пустынные узкие улочки заполняются джипами и "Мерседесами", за рулем которых сидят "новые" молодчики. "У них наглые глаза, ухватки бандитов, ужимки актеров, к ним льнут бабы-дуры, им завидуют сопляки-малолетки, а карманы их пухнут от отцовских денег", и почти у каждого имеется "калашников" или еще что-нибудь огнестрельное. И со всех собирают дань милиционеры, установившие свой прайс-лист на любую провинность — от незаживших "дыр" на венах (1000 тогдашних рублей за штуку) до убийства ($50 тыс.).
Все начинается с того, как таким представителям закона попадает в руки морфинист и мелкий дилер по кличке Кукусик. Под нажимом ("сейчас тебя вверх ногами повесим, пару раз по яйцам дубинкой да по башке ногой") он составляет список своих клиентов-наркоманов, который доблестные милиционеры начинают прорабатывать на предмет шантажа.
Дальше в действие врываются десятки действующих лиц. Их истории то переплетаются, то расходятся. Колоритные персонажи вроде рябого узбека Убайдулы, от которого ни один "цветной" (то есть мент) еще живым не уходил, мелькнув, пропадают навсегда, другие, куда менее интригующие, вроде наркомана-доходяги Арчила Тугуши продолжают настырно выскакивать в самых неожиданных местах, чтобы заявить что-нибудь запоминающееся вроде: "Сталина не трогай! При нем порядок был и морфий в аптеках продавался!" — и снова кануть в небытие до новой реплики.
Герой, который какое-то время даже кажется самым главным, интеллигентски рефлектирующий журналист Ладо, вдруг как-то тушуется и уступает место вору в законе Нугзару, которому автор доверил такие, например, явно важные для него высказывания: "Перестройка! Законы зон строились веками — разве могут они рухнуть от какой-то перестройки? Но они изменятся. Для этого надо немного: втоптать в грязь все прежнее, чтобы доказать свою правоту".
К концу книги практически все фигуранты Кукусикиного списка — в тюрьме, больнице или уже мертвы. И их не очень жалко. Представители закона, наоборот, благоденствуют. Ну и за них, ясное дело, не очень радостно.
Может показаться, что на этом месте ваш рецензент, менее всего ценящий в художественной литературе теплохладность, собирается приступить к упрекам и порицаниям. Но ничуть не бывало. Произведение Гиголашвили, безусловно, заслуживает внимания. Более того, это текст, выделяющийся на нынешнем прозаическом фоне.
В отличие от большинства теперешних романов "Чертово колесо" повествует о людях. Без всяких фокусов, метафор и попыток обобщения.
Другое дело, что практически все герои "Чертова колеса" — люди слабые, запутавшиеся, обреченные, измученные морфием или его отсутствием. Искалеченные прежним советским устройством и приходящим ему на смену дурацким порядком (поэтому их не очень жалко). Или, наоборот, жестокие, даже безжалостные, озверевшие от ощущения защищенности "погонами, местом, оружием, властью" (поэтому за них не радостно). Но какие бы они ни были и какие бы малоприятные, а подчас отвратительные поступки они ни совершали, в каждом из них имеется что-то человеческое. Даже трус, насильник, а к тому же еще наводчик Бати описан человеком. Мразью, но человеком.
Все дело в оптике: Гиголашвили видит людей на том самом месте, где очень многие увидят лишь копошащихся насекомых. С наркоманами и бандитами, к наличию у которых богатого внутреннего мира нас во многом уже приучил, например, современный кинематограф (и отчасти тот же Ирвин Уэлш), в этом смысле дело обстоит даже не так сложно. Фокус с коррумпированным зажравшимся милиционером, способным на подлог и шантаж, куда трудней. Но у автора "Чертова колеса" получается.