Сама идея о том, что Россия может импортировать вооружение иностранного производства, еще недавно казалась абсурдной. Сейчас такие закупки обсуждаются совершенно серьезно. Об общих принципах импорта вооружения и его российских особенностях рассказывает заместитель директора Центра анализа стратегий и технологий Константин Макиенко.
С лета прошлого года в Министерстве обороны вдруг начали все более настойчиво говорить о возможности крупных закупок дорогостоящих систем вооружения за рубежом. Сначала появились слухи о вероятном заказе крупной партии беспилотных летательных аппаратов в Израиле, а затем главком ВМФ Владимир Высоцкий в Париже проявил демонстративный интерес к французскому универсальному десантному кораблю (УДК) Mistral, поинтересовавшись стоимостью и возможными сроками его поставки в Россию. Менее известно, что тогда же некоторые чиновники в Министерстве обороны и ВМФ начали лоббирование закупки на Украине за скромную сумму 20 млрд руб. недостроенного ракетного крейсера проекта 1164 "Украина" и немецких неатомных подводных лодок проекта 212 или 214.
Наблюдатели поначалу восприняли новый тренд с легкомысленным недоверием. Тем не менее сразу после августовской войны с Грузией стало ясно, что проект закупки израильских БПЛА вполне серьезен, информация была подтверждена официально, а вскоре последовал и сам контракт. Теперь же становится ясно, что и более чем спорная идея закупки Mistral через некоторое время станет реальностью.
На прошедшем в августе авиасалоне МАКС-2009 стало также известно об интересе российских военных еще к одной системе французского производства — индивидуальной экипировке бойца будущего Felin. Позднее начальник Генерального штаба Николай Макаров подтвердил факт переговоров и намерение закупить для начала восемь таких комплектов для проведения оценочных испытаний. Характерно, что теперь у наблюдателей не возникло даже и тени сомнений в том, что эта тема действительно стоит в повестке российско-французских военно-технических отношений.
Так или иначе, ясно, что Россия, сохраняя статус крупного экспортера вооружения, в ближайшем будущем начнет импортировать все возрастающие объемы иностранных вооружения и военной техники (ВВТ). Само по себе это совершенно нормально. В мире нет стран, национальный военно-промышленный комплекс которых полностью обеспечивает потребности вооруженных сил. Даже США с их колоссальными научными, технологическими и индустриальными ресурсами являются крупным покупателем вооружения и военной техники. То же самое относится и ко всем остальным ведущим экспортерам ВВТ — Великобритании, Франции, Израилю и Германии. Однако первые же шаги российских военных в этом направлении выглядят весьма противоречивыми. Если закупка израильских беспилотников и идея приобретения комплектов Felin была широко одобрена неправительственными экспертами, то намерение приобрести Mistral вызвало поток критики. Поскольку для России закупки продукции военного назначения — это новая практика, возникает по меньшей мере два вопроса: каковы должны быть общие принципы таких закупок и какие потенциальные партнеры выглядят предпочтительными?
Принципы, лежащие в основе выработки политики в области импорта вооружения, хорошо известны в общемировой практике. Ими руководствуется большинство импортеров, имеющих хотя бы минимальные промышленные и технологические амбиции.
Во-первых, в идеале предпочтительным является не импорт вооружения, а реализация совместных международных проектов на основе партнерства с разделением рисков. Такие совместные проекты предполагают равное участие партнеров в финансировании НИОКР и серийного производства, сопоставимые закупки в интересах национальных вооруженных сил и совместное продвижение продукции на мировом рынке. Причем практика показывает, что многосторонние программы, которые требуют слишком долгих политических и организационных согласований и мучительной гармонизации технических требований различных армий, далеко не оптимальный вариант. Пример военно-транспортного самолета A-400M, противоречия и взаимные подозрения участников проекта Eurofighter наглядно показывают всю сложность проектов с большим количеством участников. Гораздо более эффективно двустороннее сотрудничество, например создание франко-итальянских фрегатов FREMM.
Когда запуск двусторонних проектов невозможен, предпочтение отдается закупке ВВТ, которые уже стоят на вооружении страны-экспортера, а в идеале еще и пользуются успехом на рынке вооружения.
Второй (а по важности, вероятно, даже первый) принцип, на основании которого производится большинство импортных закупок в мире,— обязательное проведение конкурса между несколькими участниками. Импортное законодательство ряда стран, например такого крупного импортера, как Индия, предписывает осуществление закупок только на основе тендера.
Третье, ставшее уже практически стандартным правило при закупке крупных партий иностранного вооружения — передача технологий.
Наконец, мировая практика импорта вооружения подразумевает наличие офсетных требований, то есть встречных инвестиций продавца в экономику страны-покупателя.
Посмотрим, соответствует ли этим принципам молодая российская практика зарубежных закупок.
С точки зрения успешности на рынке вооружения к израильским БПЛА нет вопросов. Израиль — бесспорный мировой лидер в области разработки, производства и, что самое главное, боевого применения тактических БПЛА, так что их закупка именно у Израиля выглядит вполне естественной. А вот Mistral нельзя назвать лучшим среди конкурентов: корабль проиграл тендер австралийских ВМС испанскому проекту УДК Rey Juan Carlos I.
Тендера пока не было ни в одном из рассматриваемых случаев, хотя можно признать, что во многом так получилось из-за объективных обстоятельств. Например, прямая бестендерная закупка израильских беспилотников компании IAI произошла из-за отказа ряда других производителей обсуждать этот вопрос после проведения Россией операции по принуждению Грузии к миру. Отсутствие же конкурса между собственно израильскими фирмами объясняется тем, что главный конкурент IAI — фирма Elbit активно поставляла свою продукцию грузинской армии и покупка Россией техники этой компании (которую российская же авиация сбивала весной и летом 2008 года над Абхазией) выглядела бы по меньшей мере неуместной.
Ситуация с универсальными десантными кораблями пока остается неясной. Министерство обороны и ВМФ ничего не говорят о том, будет ли проводиться тендер. Однако, судя по некоторым сообщениям голландской прессы, российские военные проводят оценку не только французского проекта, который никак нельзя назвать лучшим среди конкурентов.
Что же касается комплекса Felin, пока речь идет всего лишь о приобретении опытной партии, так что и в этом случае отсутствие тендера можно объяснить.
По всей видимости, во всех случаях импорта иностранных ВВТ Россия будет пытаться получить высокие технологии. Собственно, покупка БПЛА и Felin именно эту цель и преследует, в отличие от случая с Mistral, где просто нет никаких уникальных, критически важных или просто интересных для России технологий.
Небольшие контракты на израильские БПЛА и французские системы индивидуальной экипировки бойца будущего, вероятно, допустимо размещать и без офсетных условий, но подписание 300-миллионного контракта на Mistral без офсетных условий только усиливает подозрения в его коррупционной природе.
Выбор возможных иностранных поставщиков для российской армии следовало бы проводить исходя из принципа их максимальной деполитизированности и приоритетности для них коммерческой, а не политической или военной мотивации поставок, что позволит если не обнулить, то хотя бы минимизировать политические риски.
Еще одним важным принципом отбора оптимальных экспортеров для России может быть наличие уже сложившейся традиции военно-технических связей.
Исходя из этих критериев наиболее приемлемым источником вооружения и технологий для России является Франция. Французские экспортеры, которым удается работать на таких, казалось бы, взаимоисключающих рынках, как пакистанский и индийский, китайский и тайваньский, отличаются весьма прагматичным подходом. Пожалуй, французские компании накопили самый богатый на Западе опыт сотрудничества с российскими коллегами из оборонной промышленности. Еще с середины 1990-х годов Россия и Франция вместе создавали учебно-тренировочный самолет "МиГ-АТ", а позже французские компании Thales и Sagem поставляли свое бортовое оборудование для истребителей Су-30МКИ и Су-30МКМ для индийских, алжирских и малайзийских ВВС.
Более того, французские навигационные системы стоят сейчас и на истребителях МиГ-29СМТ, полученных уже собственно российскими ВВС после отказа Алжира от этих самолетов. Франция выделяется среди прочих потенциальных поставщиков еще и тем, что она обладает большинством необходимых России оборонных технологий.
Из других европейских стран естественными кандидатами на роль поставщика вооружения в Россию выглядят Италия и Германия, но их привлекательность существенно ниже французской. Итальянская индустрия не имеет такого широкого спектра предложений, как французская, а интенсивные связи итальянских компаний с американскими ограничат их возможности работать на российском рынке. Что же касается Германии, ее экспорт находится под плотным парламентским контролем и сильно политизирован, что ведет к высоким рискам оказаться объектом эмбарго в случае недовольства немецких парламентариев какими-либо действиями Москвы.
Еще один интересный и перспективный экспортер вооружения в Россию — Израиль обладает очевидными преимуществами. Израильские поставщики имеют даже более сильную коммерческую мотивацию, чем французы, которые все-таки ограничены общими с другими странами ЕС правилами поведения. Будучи технологической сверхдержавой, Израиль обладает массой привлекательных для российских военных технологий. Однако все эти несомненные преимущества теряют значение из-за высокой зависимости Израиля от позиции США. Многие, если не большинство израильских технологий созданы на американские средства. Но даже в тех случаях, когда разработки велись на израильские деньги, США всегда смогут найти способ заблокировать их передачу в Россию или любое другое государство. Фактически при всей своей технологической мощи Израиль не является суверенной военно-технической державой, и это обстоятельство серьезно сдерживает его экспансию на мировом рынке вооружения. Собственно, свертывание под давлением США программы истребителя Lavi и аннулирование контракта на поставку в КНР комплексов дальнего радиолокационного обнаружения Phalcon (а позднее и свертывание бурно развивавшегося в конце 1990-х годов израильско-китайского военно-технического сотрудничества в целом) показали пределы израильской самостоятельности в области экспорта продукции военного назначения.