Выставка проекты
В здании Третьяковской галереи на Крымском валу при поддержке издательской программы "Интерроса" вчера открылась выставка "Бумажная архитектура. Мавзолей". На параде ветеранов перед мавзолеем, построенным куратором выставки Юрием Аввакумовым, постоял в молчании АЛЕКСЕЙ Ъ-ТАРХАНОВ.
Предвидение будущего вовсе не в том, чтобы это будущее выдумать, а в том, чтобы его увидеть прямо сейчас и рядом с тобой. Куратор нынешней выставки Юрий Аввакумов — отличный тому пример. В 1980-х он первым оценил, собрал и назвал "бумажную архитектуру".
Вчера Юрий Аввакумов выстроил в третьяковском зале мавзолей из вертикальных листов картона, подвешенных к потолку, как музейные выгородки. На этих листах размещены картонки с проектами, самого скромного формата, иногда — не более книжной иллюстрации. Их авторы — очень разные люди, оставшиеся в архитектуре или покинувшие ее. Есть здесь работы архитекторов старших поколений — рано умершего Вячеслава Петренко или Игоря Корбута,— еще не знавших, что их отнесут к "бумажной архитектуре". Есть первое, самое сильное и самое романтическое поколение "бумажников" — Михаил Белов, Александр Бродский и Илья Уткин, сам Юрий Аввакумов, есть позднейшие пародийные вещи вроде коллажей Александра Зосимова и явно ими вдохновленного "исламского цикла" АЕС: с увенчанными мусульманскими куполами Гуггенхаймом и Рейхстагом. Безнадежно взрослые — проект Дворца мира и народов, сделанный под руководством Алексея Гутнова, и совсем детские — из студии ЭДАС под руководством Владислава Кирпичева.
Почти все они виданы не раз и по сравнению с прежними большими выставками кажутся потерявшими в качестве (место им все-таки в архитектурном, а не в художественном музее) и даже в количестве — ждешь, что их будет значительно больше. Только на выставке вспоминаешь, что их было реально мало.
Бумажная архитектура родилась из концептуальных конкурсов, которые проводили японские архитектурные журналы,— от участников требовался лист на журнальную страницу с проектом на какую-нибудь поэтическую и завиральную тему: хрустальный дворец, домик для куклы, бесконечный мост. Игрушечный проект, рассматривавшийся по взрослым правилам и обещавший более чем взрослые по советским меркам премии, был отличным выходом и для студентов, и для молодых архитекторов. Архитекторы в те годы были унижены — в 1960-х их произведения объявили "излишествами" и относились к ним самим в общем-то тоже как к излишеству. Из гордых художников с гонорарами они стали служащими с табелем и зарплатой, Московский архитектурный институт готовил гусарских офицеров для службы в стройбатах. В этой ситуации "бумажная архитектура" не просто прозвучала, она прогремела — сколько бы ни доказывали тогдашние профессионалы, что к реальной архитектуре эти достижения относятся так же, как успех за бильярдным столом, также ценившийся в архитектурной среде.
Сначала на "бумажников" не обращали внимания, даже пропускали проекты через комиссии Союза архитекторов, чтобы их разрешили вывезти из страны без штампа цензуры. Когда молодежь стала выигрывать, им начали завидовать, обвинять в эскейпизме и неизвестно, как бы все обернулось, если б не исчез породивший их Советский Союз. Тогда ими стали гордиться. С тех пор одни страстно уважаемы, но мало востребованы, им больше нечего завидовать, другие делают достаточно коммерческие вещи. Гордиться ими не стоит. История была бы совсем закрыта, если бы не Аввакумов, который все напоминает о ней в серии юбилейных выставок, вроде нынешней — к 25-летию первого официального показа "бумажников" в редакции журнала "Юность". В этом смысле, пожалуй, и вправду как в мавзолее побывал. Но мне кажется, Аввакумова надо благодарить.
Все знают теперь, как выглядит "бумажная архитектура", но так и не решили до конца, как же ее определить. Чаще всего говорят о помеси концептуализма, станковой графики с архитектурным проектированием. В Третьяковке на Крымском это проверить легче, чем где бы то ни было. Для того чтобы понять, насколько они робки концептуально, можно заглянуть в зал московских концептуалистов и соц-артистов от Кабакова до "Мухоморов", чтобы понять, насколько они робки графически, можно взглянуть на экспозицию Третьяковки с другого конца — искусства 1920-х.
Но если вспомнить их первый легальный выход в августе оруэлловского 1984 года при Юрии Владимировиче Андропове, склонявшемся к Константину Устиновичу Черненко, листы "бумажников" будут выглядеть совсем иначе.
"Бумажная архитектура" возникла в обществе строго иерархическом, устаканенном, властно-вертикальном до мелочей. Союз был тогда нерушим, республики — свободны, устои незыблемы, но именно благодаря своей неподвижности подрывались на раз. Достаточно было научиться говорить правильные слова и немного неправильно ими пользоваться, как система перед тобой буксовала. Так работала псевдосоветская литература Сорокина или Пригова, псевдосоветская живопись Комара и Меламида. Все умели говорить одно, понимая другое. Самая поэтическая бумажная архитектура была в такой же степени профессиональным архитектурным анекдотом, пародировавшим и систему образования и систему профессиональных и общественных ценностей. В этом ее урок. Чтобы нарушать правила, достаточно их установить, чтобы легче извращать форму, рекомендуется ее жестко насадить, чтобы получить пинок под зад, надо сначала встать с колен.