Свое первое интервью в новой должности ЛЕОНИД ДЕСЯТНИКОВ дал СЕРГЕЮ Ъ-ХОДНЕВУ.
— У вас были личные мотивы для того, чтобы принять такое предложение?
— Это очень интимный вопрос, но постараюсь на него ответить. Наблюдая за собой, я вижу какие-то симптомы творческого старения. Сконцентрированность на своей работе, может быть, не всегда позитивно сказывается на результате. И в этом смысле мне кажется, что контакт с живыми людьми, а не с нотами может мне помочь в моей основной работе. Тем более когда речь идет о том, чтобы сотрудничать с Большим театром и в качестве композитора.
— Вы можете принести в театр на своем посту что-то уникально свое?
— На этот вопрос у меня нет ответа, я честно об этом говорю. Но есть некая склонность к импровизации. Допустим, мне крайне интересен Теодор Курентзис. Конечно, я почту за честь, если Теодор просто будет заниматься моей музыкой, он запланирован как музыкальный руководитель "Утраченных иллюзий". Я просто начну с него, как с самого радикального варианта, потому что он человек эксцентричный, экстремистский и все такое. Посмотрю, как будут развиваться взаимоотношения с солистами, с оркестром. И если будут возникать какие-то проблемные ситуации, если понадобятся мои советы, я всегда буду рад прийти на помощь.
— Предписали ли вам какой-то круг должностных обязанностей?
— В моем трудовом соглашении есть ряд обтекаемых фраз, которые можно трактовать так, можно иначе, но они в общем меня не ограничивают. В каком-то смысле public relations тоже относятся к сфере моих обязанностей. Видите ли, ситуация сложилась таким образом, что в отсутствие Александра Ведерникова все решения, которые будет принимать администрация театра, не будут считаться легитимными хотя бы потому, что там нет людей с высшим музыкальным образованием. Я своим присутствием призван как бы легитимизировать и сделать эту ситуацию более комфортной.
— Но тот же Александр Ведерников, уходя, говорил и о необходимости административной перестройки Большого.
— Ну вот, допустим, переход от репертуарного театра к системе stagione, о котором все давно говорят, в том числе и Саша Ведерников. Все прекрасно, но есть система stagione, и есть суровая российская реальность, есть российское трудовое законодательство, с которым ничего нельзя сделать. Вообще, я не считаю, что это мое назначение является в какой бы то ни было степени информационным поводом, это некоторая интерлюдия, длящийся момент некоей переправы. Я буду счастлив, если журналисты будут писать с большим энтузиазмом не о кадровых перестановках в Большом театре, а о верхнем "фа" в арии Царицы ночи из "Волшебной флейты", которое взяла или не взяла та или иная певица,— вот это повод для разговора.
— А если говорить о верхнем "фа", то, допустим, кастинг певцов вы будете контролировать?
— Я буду этим заниматься, конечно.
— Можем ли мы говорить, что теперь в Большом есть некая коллегиальность при принятии решений?
— Есть чисто человеческая и профессиональная симпатия со стороны в первую очередь Иксанова и Фихтенгольца. И взаимная. Я думаю, что мы выступаем единым фронтом.
— Сейчас в театре реконструкция, да еще и с финансовыми скандалами. В этой ситуации появляетесь вы, который для среднего чиновника связан в первую очередь с "Детьми Розенталя", точнее говоря, с шумом, который тогда поднялся. Вы не опасаетесь какого-то негативного отношения сверху?
— Насколько я знаю, министр культуры сообщил о моем назначении на коллегии. По-моему, это не вызвало никаких протестов. Видимо, "Дети Розенталя" — это какой-то забытый уже сюжет. Сейчас, наверное, другая эпоха.
— Ваше видение дальнейшей ситуации с репертуарной политикой как-то продолжает то, как дело обстояло с начала 2000-х годов?
— Да, я думаю, это продолжение. Во-первых, основная мысль, которую я попытался озвучить на пресс-конференции,— это некая всеядность. То есть можно, конечно, построить этот театр так, что в нем будут идти только "Борис Годунов", "Хованщина", "Пиковая дама", "Евгений Онегин" и дальше — вплоть до "Вражьей силы" и "Аскольдовой могилы", но таким образом Большой театр рискует превратиться в китайскую оперу, чем он не является. Должно быть абсолютно все. Ну, может быть, трудно себе представить, что здесь, например, появится Лахенман,— просто для него пока нет публики. Но то, что появляется, например, "Воццек",— это очень отрадно. И это нормально.