В интервью "Огоньку" главный редактор La Repubblica ЭЦИО МАУРО объясняет, почему личная жизнь государственного деятеля должна быть достоянием читателей.
Название этой крупнейшей итальянской газеты стойко ассоциируется у российского читателя с "клеветой" в адрес первого президента России — после того как ее собственный корреспондент в Америке рассказал о "странностях" в поведении Бориса Ельцина в ходе визита в США в далеком 1989 году, громкий скандал потряс советскую перестроечную элиту. Пожалуй, это был первый информационный скандал в истории новой России.
Разумеется, это далеко не единственный случай, когда La Repubblica бросала вызов сильным мира сего, не щадя при этом ни своих, ни чужих политиков. Читатель должен знать все, считают в редакции. Это принцип. Впрочем, такого накала, как в продолжающемся уже несколько месяцев противостоянии с премьером Италии Сильвио Берлускони, эти схватки за информированность читателя еще не достигали.
— Противостояние La Repubblica с Сильвио Берлускони насчитывает уже не один десяток лет, однако в этом году оно вышло на особо скандальный уровень — в связи с историями Ноэми Летиции и Патриции д'Аддарио. Почему борьба за свободу прессы потребовала таких сильных аргументов, как копание в "грязном белье"? На другом уровне вести полемику уже невозможно?
— Мы не выдумывали ни действующих лиц этого скандала, ни его места действия. Мы вообще не участвовали в создании его сценария. Берлускони все сотворил сам, своими руками, обрушив на страну потоки лжи. По-моему, это политическая проблема, все происшедшее не имеет никакого отношения к тому, что принято считать частной жизнью. Ведь не кто иной, как жена премьера Вероника Ларио публично обвинила мужа в том, что, несмотря на возраст и болезненное состояние, он встречается с юными девушками, которых ему поставляют предприниматели и политики, и все это небескорыстно, по принципу "Ты мне — я тебе!".
Даже дочь премьера Барбара заявила, что политик должен сделать публичной частную жизнь, если ее утаивание может повредить государственным устоям. Все это, повторяю, сотворил он сам, а не газетчики. Мы озабочены не только враньем, но и его нападками на журналистов, повестками в суд, попытками закрыть рот прессе, как в случае с редактором L'Avvenire.
— Но ваша сторона использует аргументы не менее жесткие: вы публично задали премьеру 10 нелицеприятных вопросов, вместо ответа получили обвинение в клевете, которое, в свою очередь, квалифицировали как попытку "лишить голоса свободную прессу". Чем грозит газете в Италии такое противостояние с властью?
— Главный вопрос именно так и звучит — можно ли в Италии еще заниматься журналистскими расследованиями, публично критиковать высших должностных лиц, если они дают для этого повод? Или уже нет?! Мы продолжаем верить, что живем и работаем в нормальной стране. Однако прошло три месяца, а премьер-министр не только не ответил на вопросы газеты, но и пытается с помощью силовых органов заставить прессу молчать. Это удалось в случае с газетой L'Unita, он вчинил иски иностранной прессе, обрушился на пресс-конференциях на журналистов. На встрече с предпринимателями в Санта-Маргарита Лигуре он даже потребовал не давать рекламу в La Repubblica, которая "каждый день поет песню пессимизма".
— Какова реакция бизнеса на этот призыв?
— У нас нет данных о том, что бизнес последовал его "совету", но это не умаляет серьезности ситуации: у нас впервые политический лидер пытается экономически задушить газету, вмешиваясь в реалии свободного рынка. Ясно ведь, что рекламный бизнес инвестирует туда, где рассчитывает найти выгоду. Подумайте только, что говорит государственный деятель: "Не давайте им рекламу, потому что они меня критикуют".
— Было ли в вашей редакторской практике что-то подобное?
— Никогда!
— В Европе долго наблюдали за вашей борьбой с главой правительства как за сериалом в жанре трагикомедии, в которой итальянцы традиционно сильны. Теперь уже нет: у Берлускони немало последователей среди иностранных лидеров, которые тоже не прочь подменить политику "личным фактором". Почему практика подмены идей и позиций выставлением напоказ своего торса, знакомых дам и веселого общения с другими руководителями популярна в странах с самым разным уровнем развития демократии?
— Потому что популизм нуждается в замене идеи образом лидера, в подмене публичных выступлений и действий личной мифологией. Можно сказать, что берлускониевская мифология обернулась против него. В течение 15 лет он подшучивал над собой, позиционируя себя как мачо: то как великого tombeur de femmes (с французского можно перевести как "пожиратель женщин".— "О"), то как великого Казанову — в общем, этакий латинский любовник. И в конце концов сделался пленником мифов, которые сам создавал вокруг себя. Это типично для популизма, а Берлускони — отличный пример современного популизма.
— Насколько понятна широкой публике в Италии принципиальность вашей полемики? Берлускони однажды сказал: "У меня широкие плечи — чем больше на меня нападают, тем сильнее я становлюсь". Вы не опасаетесь, что если использовать скандал в споре со скандалистом, есть риск начать работать на его же популярность? Или заразиться его логикой?
— Для нас это борьба за правду. Если власть говорит неправду, пренебрегает общественным мнением, журналистика не может отмалчиваться. Борьба за правду стала, в конце концов, борьбой за свободу. Критика со стороны прессы — необходимая часть диалектики отношений между общественным мнением и властью. Если Берлускони сумеет обратить все это себе на пользу, значит, он сумел переломить общественное мнение. Мы, со своей стороны, знаем, что читатель нам верит: продажи газеты увеличились, приходят письма поддержки.
Главное же в том, что между страной и премьером — вернее тем придуманным, ирреальным миром, который он навязал Италии,— образовалась трещина. Перед приходом к власти Берлускони рассчитывал на 45 % голосов, получил 35 %, что довольно много, но все же не то, что, как он полагал, у него в кармане. Эта маленькая пока трещина под его ногами все расширяется: произошел раскол с бывшим союзником по коалиции Фини, явно осложнились отношения с церковью. И куда все это его заведет — никто не знает!
— Берлускони — создатель медиаимперии, вы тоже входите в крупную издательскую группу Карло де Бенедетти. На основании российского опыта 90-х годов, который для многих изданий закончился печально, хотелось бы спросить: есть ли смысл вообще сегодня отстаивать свободу прессы — в России, Италии или где-то еще?
— Я не очень хорошо знаю ситуацию в России сегодня. И все-таки думаю, что дружба Берлускони с Путиным в конце концов привела к тому, что они и как политики стали придерживаться схожих взглядов на то, что такое власть вообще. Я не люблю громких слов и предпочитаю сформулировать понятие "свобода прессы" так: мы, журналисты, должны отстаивать права граждан не только следить за событиями, но и понимать их благодаря информации, которую они получают. Знать и понимать. А задача газеты — информировать, вот, собственно, и все.
— Ощущаете ли вы профессиональную солидарность со стороны других изданий Италии? В июне вы с горечью констатировали, что пресса проповедует новый конформизм, предпочитая писать о чем угодно, только не о скандальных разоблачениях, связанных с Берлускони.
— Отвечу так: мы не ощутили и не ощущаем ни малейшей солидарности со стороны итальянской прессы. От читателей — да. От иностранной прессы — да. Впрочем, ничего другого я от итальянской прессы и не ожидал. Но мы продолжаем утверждать, что газеты должны помогать читателям понимать подтекст событий в стране, а если разворачивается некая операция, понимать, кто ее инициатор. Читатель должен разбираться во всем сам. В Италии существует свобода печати, но каждый использует ее так, как хочет.
— Однажды вы сравнили Берлускони с шекспировским героем. Кто он для вас — герой трагедии или комедии?
— Я всегда относился к Берлускони серьезно, с тех пор, когда он вышел на политическую арену. Я считаю его человеком, способным на авантюрные поступки, а это опасно для страны. Как "шекспировского героя", его, мне кажется, преследует личная драма, от которой он не может избавиться, потому что не может ее ни объяснить, ни понять. Те десять вопросов, которые мы ему задали, на самом деле можно свести к одному: "Какова неясная, но, судя по всему, очень весомая причина того, что вы не способны сказать правду согражданам"?
— Сегодняшний Берлускони вредит образу Италии?
— Это большая и серьезная проблема, итальянцам придется отдать себе в этом отчет. Он говорит о заговоре, даже о попытке переворота с целью заменить его "человеком, которого не избирали итальянцы". Он просто не может по-другому объяснить этот конфликт. Достаточно открыть европейские или американские газеты, чтобы увидеть, как нелицеприятно отзываются о стиле его руководства, о попытках заставить молчать газеты. Образу Италии в мире нанесен очень серьезный ущерб. Надеюсь — только на время.