концерт / музыка
В субботу в рамках фестиваля "Гогольfest" в "Мыстецьком арсенале" выступил французский ансамбль Accroche Note. В течение часовой программы музыканты разносторонне осветили творчество современного французского композитора греческого происхождения Жоржа Апергиса — от его строгих сольных пьес до каламбуров перформанса. Слушала и смотрела ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
Приезд известного французского ансамбля Accroche Note — одно из главных событий нынешнего "Гогольfest" по части академической музыки. Коллектив был создан еще в 1981 году и за время своего существования заработал громкое имя в сфере contemporary music. В их багаже — 15 аудиодисков, зачастую записанные в тесном сотрудничестве с главными композиторами-авангардистами современности, так что сомневаться в их прочтении этой непростой музыки не приходится.
В Киев ансамбль приехал квартетом: помимо двух его основателей, вокалистки Франсуаз Каблер и кларнетиста Армана Ангстера, были задействованы перкуссионист Эммануэль Сейорне и пианистка Мишель Ренол. Всего участников-солистов в ансамбле девять, но на одном концерте они редко собираются вместе: под каждый конкретный проект формируется тот или иной, обычно негромоздкий, состав.
Для киевского выступления отобрали ровно столько участников, сколько нужно для демонстрации всего разнообразия творческих уловок ультрамодного современного композитора Жоржа Апергиса, в тесном сотрудничестве с которым, кстати, и проходили репетиции. Композитор, чей вызывающий девиз звучит приблизительно так: "Делать музыку из всего" — настоящая панацея для переусложненной, отошедшей от внятной мелодики современной музыки. С одной стороны, он — автор однозначно левый, избегающий тональных привязок и строгих форм. С другой — фокусник, умеющий из невнятного звукового шевеления извлекать чудеса выразительности, доказывая абсолютную доступность современного музыкального языка. Возможно, именно поэтому европейские вокальные коллективы наперебой стремятся озвучивать его каркающие, свистящие, кашляющие и икающие шалости, а инструменталисты обожают играть его непрерывно длящуюся, текущую, как у самого Себастьяна Баха, "чистую" музыку. Собственно, все эти грани творчества Апергиса содержал и киевский концерт: его сложили из пяти несхожих между собою пьес, составив программу так, чтобы "чистую" музыку дополняли веселящие глаз перформансы.
Начали втроем, и сразу — под громкие приветственные аплодисменты. О семи преступлениях любви (пьеса "7 Crimes de L`Amour") музыканты поведали в семи коротких новеллах, выстраивая для каждой отдельную мизансцену. Сперва музыканты уселись в ряд, так, чтобы вокалистка оказалась затиснутой между кларнетом и дарбуком — восточным барабанчиком в форме кубка. Затем превратили линию в треугольник — символ любовных преступлений. Для этого госпожа Каблер горизонтально развернула дарбук, в который кларнетист играл стоя, а перкуссионист — сидя, шумно дуя сквозь нижнее колено кларнета с насаженным на него раструбом. Достижение таким образом каких-то особых качеств звука было, скорее, иллюзией: малая полость, достаточно удаленная от раструба, ясно слышимого резонанса не давала, но зато предоставляла неоспоримый повод поэкспериментировать с позициями: вокалистка то опускала, то поднимала дарбук, при этом не переставая монотонно вскрикивать. В следующих номерах госпожа Каблер укладывалась на колени к остальным членам трио, и господин Сейорне использовал подошвы ее концертных туфель в качестве ударного инструмента; громко кусала красное сочное яблоко, держа перед коленопреклоненным кларнетистом партитуру, и терпела постукивание кастаньетами по спине.
Развеселив публику первым номером, в последующих пьесах музыканты совершенно отошли от шутовства. Simulacre IV, похожую на шаманские наигрыши пьесу для бас-кларнета, господин Ангстер исполнил абсолютно гипнотически. Самый продолжительный номер концерта, Piеces Fеbriles, сыграли на вторящих друг другу рояле и маримбе, добиваясь от инструментов такой слитности звучания, что в конце концов они оба спрессовались в единый нежный тембр. Новый сеанс гипноза симметрично выступлению кларнетиста провела вокалистка, спев сольный цикл Monomanies, а чтобы добиться окончательной зеркальности формы концерта, завершили его еще одним перформансом: в произведении Il Gigante Golia заставили петь пианистку, играть на ударных вокалистку, а перкуссиониста — стрелять в своих партнеров из игрушечного пистолета. Последняя шалость хоть и пугала неожиданными выхлопами белого дыма, прекрасно вписывалась в партитуру акустически. Так, отойдя от музыкальных эффектов в сторону зрелищности в начале программы, музыканты восстановили справедливость, поставив на службу акустике визуальный ряд.