Заканчиваются съемки фильма "Дженерейшн Пи" по роману Виктора Пелевина.
Фильм "Дженерейшн Пи" снимают давно — по российским меркам: почти три года, сейчас отснято примерно 80 процентов материала. Сегодня планируется, что в прокат фильм выйдет в марте следующего года. Книга Пелевина вышла в конце 1990-х, но основные его темы — смена советского типа сознания на постсоветское, обессмысливание жизни, развенчание идеалов и "исчезновение вечности", появление типа "телевизионного человека", механизмы воздействия рекламы на зрителя — не потеряли актуальности и сегодня. Одна из самых больших организационных сложностей заключается в том, что в книге во множестве упоминаются известные рекламные марки (включая "Кока-колу" и "Пепси-колу", известные компании — производители автомашин, мобильных телефонов, часов и т. д.). А также политики 1990-х годов, включая Бориса Ельцина, Александра Лебедя и прочих. Если 10 лет назад, когда эта книга появилась, подобная ирония воспринималась вполне в духе времени, то теперь с каждым из брендов приходится договариваться в индивидуальном порядке.
"В России понятие "продакт-плейсмент" почти ругательство,— говорит режиссер фильма Виктор Гинзбург.— Поэтому не дай бог, чтобы нас упрекнули в этом. Скорее это будет антипродакт-плейсмент. Никуда не денешься. "Дженерейшн Пи" — такое уникальное произведение, где бренды играют сюжетообразующую роль. Без поединка "Пепси-колы" и "Кока-колы", скажем, или без условного персонажа типа Николы Спрайтова этот фильм невозможен. Мне удалось убедить руководителей целого ряда брендов в том, что только сильный может над собой посмеяться. Не требуйте у зрителя деньги, не пытайтесь его заставить что-либо покупать. Просто подарите ему минуту смеха, попытайтесь его просто повеселить. Самоиронию он оценит. И мы встретили понимание со стороны большинства мегабрендов, чего не скажешь о некоторых рекламщиках, обслуживающих их в России. Они считают роман провокационным, выставляющим будни рекламщиков в невыгодном для них свете.
— Есть роман, который я очень люблю,— объясняет свой "творческий коридор" Гинзбург.— Моя задача — сделать совершенно самостоятельное, отдельное произведение, сохранив суть, идею книги. В остальном я свободен: я могу его перекраивать по-своему, структура фильма — это уже мое дело. Я не могу думать только о том, чтобы удовлетворить читателей романа: но, может быть, кое-что объясню, добавлю в это кино какой-то новый пласт. Сам Пелевин замечательно сказал: "Роман — это только первая ступень ракеты: дальше может быть вторая, третья и так далее".
Эпизоды, которые сейчас снимаются в Москве, относятся к главе "Институт пчеловодства": сцена политического компромата в мифическом информационном центре с участием Азадовского (Михаил Ефремов) и Вавилена Татарского (Владимир Епифанцев). Снимается эпизод в Доме кино на Васильевской улице. "Нам нужно снять 1990-е годы, а выясняется, что, как это ни странно, девяностых в Москве почти не осталось. Здесь — чуть ли не единственный просмотровый зал, в котором сохранилась нетронутой обстановка тех лет: ряды кресел с красными плюшевыми подушками, стены, экран",— говорит Гинзбург. Он очень дотошен: каждую сцену снимают чуть ли не по полдня. Он собственноручно выкладывает на журнальный столик реквизиты: зеленый буклет с логотипом-аббревиатурой, подлинные журналы тех лет, газету "Коммерсантъ" 1998 года с фотографией Ельцина и шапкой "Он жив", а также мобильный телефон с единственной золотой кнопкой — в виде глаза. "Этот телефон, в котором есть только кнопка приема,— это символ власти. Это очень важная деталь".
Гинзбург тщательно работает над диалогами: наши актеры к этому так и не привыкли. "Они все время пытаются играть это как комедию. А мне надо, чтобы это было одновременно и комедия, и трагедия, нечто пограничное, чтобы атмосфера в фильме соответствовала духу книги — когда ты не знаешь, плакать тебе или смеяться,— говорит Гинзбург.— И я должен постоянно им напоминать об этом. У Володи Епифанцева вообще роль на 80 процентов созерцательная: он практически Алиса в Стране чудес, это синтез невинности духа и расчетливости, азарта. Но это то, что нам интересно: выживет ли он как человек, останется в нем хоть что-то человеческое или нет. Поэт, ищущий ответы на метафизические вопросы, или циник, манипулятор, бесконечно презирающий людей и готовый пройти по трупам".
...Актер произносит текст — и от себя он добавляет восклицание "вау" — для большей, как ему кажется, реалистичности. "Все хорошо,— говорит Гинзбург актеру,— только я тебя прошу: произнеси еще раз без "вау"".— "Почему? Ведь хорошо получилось!" — "Понимаешь, слово "вау" принадлежит в этой книге другому персонажу",— улыбаясь, говорит Гинзбург. Те, кто читал книгу, естественно, помнят, что слово "вау" играет в романе смыслообразующую роль: на термине "вау-фактор" построена целая авторская философия, объясняющая поведение телезависимого человека нового времени.
Сразу после выхода книги к Пелевину обратился целый ряд российских режиссеров, однако писатель сделал выбор в пользу почти неизвестного в России американского режиссера с русскими корнями (Виктор Гинзбург уехал из СССР в 15-летнем возрасте, учился в Нью-Йоркской киношколе, снимал клипы и рекламу).
— В 1994 году я снимал в России документальный фильм "Нескучный сад" о русском андерграунде, и потом, когда прочел книгу и стал разыскивать Пелевина, я обратился к своим героям. Через месяц мы уже сидели в британском кафе и обсуждали будущее. Какое ощущение от встречи с ним? Он бесконечно мудр — это все, что я могу о нем сказать. Это чувствуется на дистанции — в личном общении все намного проще.
— Поскольку сценаристом тоже выступаю я, моя задача — превратить, условно говоря, 15 печатных листов Пелевина в две страницы киносценария. Это и есть огромная сложность. И главная мука ежедневная — постоянное переосмысливание текстов и сокращение: как это сказать короче, быстрее, емче, но сохранить суть. И я постоянно борюсь с актерами, которые привыкли не учить текст, приходить на площадку, быстро подзубрить и потом в достаточно импровизационном стиле это говорить. Количество схваток со звездами российского кино на съемочной площадке не поддается подсчету и описанию. Когда актеры мне с пеной у рта доказывают, что "это литература, так люди не говорят!", мне приходится бороться с этим, переламывать это сопротивление, заставлять людей полюбить эти тексты. Это очень сложно: актеры не хотят эмоционально вкладываться в это. Они развращены сериальным конвейером, они не хотят заниматься осмыслением сложных вещей, текстов. Актеры в шоке: у них, условно говоря, пять страниц диалогов. Первая реакция — что в художественном фильме такого не может быть. Хотя, пусть почитают хотя бы сценарии Тарантино — там почти все сплошь диалоги.
Одна из идей фильма — в том, что политик в сегодняшнем мире становится цифровым, виртуальным, не имеющим ничего человеческого в физическом смысле. В связи с этим Гинзбург признается, что ему странно слышать постоянные вопросы журналистов о том, чего в его фильме больше — социальной остроты или художественного высказывания. "Кинематограф не может существовать без социально-политической составляющей. Все великое искусство в какой-то степени зиждется на социальной остроте, иначе это неинтересно, декоративно, бессмысленно. "Ромео и Джульетта" — это ведь тоже политическая история. Я не хотел бы превращать этот фильм в политический памфлет. Но я считаю, что главная проблема российского кинематографа в том, что он боится прямого, политического или социального высказывания. Поэтому все российское кино, за исключением Балабанова,— это скучное кино. Наш фильм — о том, что такое современные пиар-технологии. Но это, шире, и вопрос философский — о том, кто всеми нами управляет. Все реальные персонажи книги — политики 1990-х — будут сохранены в кино. Менять им фамилии, играть в прятки, в намеки, мне кажется, пошло. Это великий русский роман, разве мы не может его экранизировать? Я не имею права идти на компромиссы. Даже если это касается сфантазированного, придуманного Пелевиным мира".
Досье
Кто такой Виктор Гинзбург
Родился в 1959 году в Москве, вырос в композиторском доме в Брюсовом переулке. Его дед, Григорий Гинзбург,— пианист с мировым именем, профессор Московской консерватории. В 15-летнем возрасте уехал с родителями в США: учился в киноинституте в Нью-Йорке, жил в Лос-Анджелесе. Еще студентом, начал снимать рекламу, сделал более 50 клипов для артистов американской эстрады (снял также первый клип для группы "Парк Горького" в 1989-м). Потом ушел в андерграунд, занимался видеоартом. Кинодебют — футуристическая фантазия "Зонд пришельцев" (Alien Probe, 1985), первая полнометражная работа — "Нескучный сад" (1994) — шокодрама о новых российских реалиях.