Помнящий родство

знакомит Дмитрий Ренанский

Первой премьерой 2009/2010 Александринский театр не только открывает свой одноименный (четвертый по счету) фестиваль и новый сезон, но дает старт петербургской дистанции юбилейного чеховского марафона. В будущем году Антону Павловичу исполняется сто пятьдесят лет, так что наступающий сезон неизбежно будет отмечен появлением стай "Чаек" и гектаров "Вишневых садов". Начинают же столичные театры, словно бы сговорившись, с "Дяди Вани": только что в Вахтанговском отыграли премьеру Римаса Туминаса, на носу — не надо смеяться — спектакль Андрона Кончаловского в театре Моссовета. Александринского ответа столичным дядям Ваням ждут в том числе и в Москве, помня лучший на сегодня чеховский спектакль в России, "Чайку" Кристиана Люпы. Два года спустя после нее Александринка призвала другого знатного славянина, американского румына Андрея Щербана, крупную режиссерскую величину; не настолько, может быть, крупную, как господин Люпа, но биография у Щербана вполне выдающаяся и по части репертуара (разнообразного), и мест работы (значительных), и наград (престижных). Все эти отрадные внешние обстоятельства, впрочем, не мешают господину Щербану оставаться темной лошадкой даже для искушенной части отечественной публики — два его спектакля в девяностые годы показывались в Москве, но прошли без особого ажиотажа и резонанса. Если он и известен у нас, то скорее в оперном амплуа и по многочисленным видеозаписям, в которых среди просто хорошо сделанных спектаклей можно встретить и настоящие шедевры, например постановку "Галантных Индий" Жана-Филиппа Рамо в парижском Шатле.

С Чеховым у господина Щербана отношения давние и, судя по отзывам западной прессы, продуктивные. "Дядя Ваня" получался у него непривычно жестким и лишенным всякой сентиментальности. Очертить контуры будущего спектакля можно по кастингу, критиковать который сложно. Кто сыграет обедневшего помещика Илью Ильича "Вафлю" Телегина лучше, чем Дмитрий Лысенков, среди талантов которого выделяется способность превращаться в человеческую плесень. Или, скажем, кто еще может претендовать на роль профессора Серебрякова, когда есть один из самых тонких александринцев Семен Сытник, умеющий быть и трагически опустошенным, и обескураживающе пустым.

Как почти всегда бывает в Александринке, сам по себе актерский состав уже сулит многое. Смущает разве что уж слишком бесспорное распределение ролей — оно выглядит если не предсказуемым, то легко объяснимым. Но и здесь не обойдется без вопросов. Получится ли доктор Астров у Игоря Волкова парафразом на тему сыгранного им же у Люпы доктора Дорна? Сколько Феди Протасова протащит в Войницкого Сергей Паршин? Главная внутритеатральная интрига — вторая сценическая встреча двух ведущих молодых актрис театра, Юлии Марченко (Елена Андреевна) и Янины Лакоба (Соня). Одна возвращается на сцену после полуторагодичного перерыва, другая — после превосходной заглавной роли в "Ксении" Валерия Фокина. Обе уже сходились в чеховском спарринге в "Чайке": опосредованный любовный конфликт между Ниной Зарецкой и Машей можно считать репетицией клинча Елены Андреевны и Сони в "Дяде Ване".

Петербургский контекст нового "Дяди Вани" таков: в БДТ вплоть до середины девяностых шел спектакль Георгия Товстоногова (1982), в репертуаре МДТ по сей день удерживается постановка Льва Додина (2003). Если же говорить об эталонах, то, пожалуй, потолок для всякого берущегося за эту чеховскую пьесу с 1986 года определяет Эймунтас Някрошюс, а с 2005-го — Люк Персеваль. Сравнения с новой и новейшей театральной классикой безжалостны для всякой премьеры, но когда, интересно, в обновленной Александринке боялись трудностей.

Александринский театр, 11-13 сентября, 19.00