В Государственном Эрмитаже открыта очередная выставка из серии "Шедевры музеев мира в Эрмитаже". На этот раз петербургской публике представлены четыре картины Кеса Ван Донгена из Художественного музея в Тель-Авиве.
Кес Ван Донген — художник, отношение к которому, однажды сформировавшись, практически не менялось. В его творчестве могли быть удачи и периоды своеобразной анемии, но слава самого "салонного" из всех фовистов, одного из самых модных и удачливых французских художников шла за ним по пятам. Он единственный, кто сумел с такой легкостью примирить авангардизм с великосветским салоном, заставить свободный цвет и упругую живописную форму работать на многократно тиражированные типажи, превратить иронию в лесть. Он по праву считался баловнем судьбы и в своей отстраненности от художественных бурь одержал победу над временем и модой, воспринимая и то, и другое как категории бесконечные.
Появление уроженца роттердамского пригорода Кеса Ван Донгена среди множества молодых иностранцев, приезжавших в Париж в надежде увидеть своими глазами самое что ни на есть новое искусство, не прошло незамеченным. Он быстро нашел способ зарабатывать, публикуя во французских и голландских газетах свои рисунки. На некоторое время на почве левых убеждений он сходится с Люсом и Синьяком. По их протекции несколько картин Ван Донгена появляются в Салоне Независимых 1904 года. Через несколько месяцев он дебютирует также и в Осеннем Салоне, а Амбруаз Воллар организует в своей галерее первую персональную выставку художника, на которой демонстрируется более ста произведений. Вторая персональная выставка Ван Донгена состоялась меньше чем через год в галерее Друэ.
Осенний Салон 1905 года, как известно, вошел в историю искусства громко заявившей о себе группой художников, прозванных дикими (fauves). Ван Донген был среди них, но никогда не назывался в числе первых. Их объединяла идея искусства "простого", "очищенного", "чувственного". Их работы сближало стремление к неукрощенному цвету. Но никогда, даже в свой лучший, фовистский период, Ван Донген не достигнет гениальной лаконичности Матисса и не сможет поспорить с Дереном в умении передавать светоносность цвета. Его живопись позволяет себе увлекаться минутным впечатлением, он часто импровизирует и уделяет слишком много внимания мелким деталям. Его стихия — "наэлектризованные" (по замечанию Аполлинера) краски, сочетание несочетаемых цветов, с которыми он обращается почти варварски, как бы ниоткуда появляющиеся "взрывы" чистого цвета. Это очень французский художник, если понимать под "французским" обостренное чувство света и цвета, но он всегда остается иностранцем в своем кругу, если понимать под истинным "французским искусством" стремление к чистоте формы и ее выражения.
Картины, привезенные в Эрмитаж из Тель-Авива, с одной стороны, вполне репрезентативны, с другой — значительно уступают знаменитым шедеврам из собрания петербургского музея. Они рассказывают о том художнике, которого мы знали в лучшие его времена, и о том, который нам не очень хорошо знаком. Из четырех работ этой выставки, пожалуй, лишь "Булонский лес" (1907) свидетельствует о блистательном и виртуозном живописце, каковым Ван Донген, без сомнения, являлся. Две другие относятся к 20-м годам — периоду, с которым связана слава Ван Донгена как самого светского художника "безумной эпохи". В них почти не видна былая живописная мощь Ван Донгена, они написаны в пастельных тонах, графичны и чуть стилизованы под картинку из модного журнала. Это взгляд льстивый и равнодушный, скользящий по поверхности и останавливающийся лишь на броских деталях. Что это — стройные женские спины или роскошные драгоценности — значения не имеет. В своих светских портретах Ван Донген откровенно циничен (так же, как и в своих устных рецептах, как писать светские портреты), что, впрочем, абсолютно устраивало его заказчиков. Тем более если это не портит общий вид и впечатление от произведения. А уж это лукавый голландец, сумевший до конца жизни сохранить единственную свою настоящую любовь — к тюбику с краской и кисти, мог им гарантировать.
КИРА Ъ-ДОЛИНИНА