На прошлой неделе скончался Сергей Михалков.
Год назад мы провожали Бориса Ефимова, Игоря Моисеева, в позапрошлом — Тихона Хренникова.
Они уходят от нас, титаны советской эпохи. И оглядывая жизнь этих людей, понимаешь, что талант, спущенный им сверху, для кого-то бывший оправданием, а для кого-то противовесом их деяний, оказывается все-таки не самым важным. Ну что нам, нынешним, мутант дядя Степа, "дело было вечером, делать было нечего", "праздник непослушания"? Дети другие, стихов и басен они не читают и по вечерам уже не скучают во дворе, а сидят в интернете. Да и гимн, слов которого до сих пор никто не выучил, не вызывает нынче эмоционального всплеска. Впрочем, Михалков не обольщался даже на счет первого, сталинского, варианта, который население знало назубок: "Ну что ж, все гимны такие. Здесь критерии искусства неприменимы".
"В России надо жить долго, тогда что-то получится",— эти слова приписывают другому долгожителю, Корнею Чуковскому. Есть другой вариант окончания этой фразы — "тогда все увидишь". Сергей Михалков увидел и правда все: родился при царе, на всю жизнь сохранил воспоминания о родовом гнезде, с блеском пережил самые людоедские годы советской истории, прошел войну, был обласкан всеми властями. Общий тираж его книг зашкалил за 300 миллионов экземпляров. Первая книга стихов была напечатана конечно же в библиотечке "Огонька". Борец с церковью в бодрые атеистические годы, был отпет в храме Христа Спасителя. Знал славу, любовь, деньги, пережил всех сверстников и даже большую часть современников.
Но не это приковывает взгляд к его фигуре. Каждый из них, динозавров рухнувшей империи, несет на себе отблеск того страшного огня, каждый объясняет — собой,— что с нами было и почему мы такие, какие есть.
Да, и есть еще одна строчка, которую написал Сергей Владимирович и на которую не распространяется инфляция смыслов, подтачивающая нашу нынешнюю жизнь: "Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен".
Может быть, это та единственная строчка, с которой он войдет в бессмертие.