Задержку с объявлением окончательных результатов выборов Независимая избирательная комиссия Афганистана (НИК) объясняет вполне убедительно: нужно собрать и обработать бюллетени из всех регионов, в том числе — небезопасных и труднодоступных. В условиях Афганистана, где вооруженная оппозиция поставила на срыв вторых в истории страны выборов, это, по сути, означает проведение серии наступательных операций на избирательном фронте.
Иероглифы демократии
Впрочем, сидеть и сложа руки ждать результатов — не в афганских традициях. Сторонники фаворита — претендующего на новый президентский мандат Хамида Карзая — еще до выборов давали понять, что альтернативы их лидеру нет. Ряд представителей оппозиции, в том числе и его главный соперник экс-глава МИД Абдулла Абдулла, не дожидаясь подсчетов, заговорили о нарушениях. Бывший министр планирования, а ныне оппозиционер Рамазан Башардост призвал признать выборы недействительными прямо в день голосования. И объяснил: несмываемые чернила, которыми метят пальцы избирателей, чтобы исключить повторное голосование, как выяснилось, легко смываются. С тех пор его сторонники вот уже несколько дней "умывают руки" перед объективами иностранных фотокорреспондентов.
— А знаете, — грустно комментирует Абдула Гуль, инженер, учившийся в СССР, а ныне работающий в одной из гуманитарных миссий,— они не правы. Для жителей некоторых районов, может, и хорошо, что чернила смываются. Ведь талибы обещали отрезать помеченные чернилами пальцы. Не приставишь же солдата к каждому избирателю...
По сути, он формулирует мне главную интригу афганских выборов. Она не в том, кто из трех десятков кандидатов доберется первым до финиша: куда важнее, чтобы избирателю хватило мужества прийти и проголосовать. Выборы — с реальной конкуренцией лидеров, избирательными кампаниями, публичными обещаниями и обвинениями — полное откровение для страны, на большей части которой, за и против кого выступать, решают клановые лидеры и вожди.
...Выборы здорово изменили Кабул. Потребуются недели, чтобы отскрести его улицы от предвыборной агитации, которой заклеено буквально все — от стен до рожков автоматов охранников. В торговых районах портреты многочисленных кандидатов потеснили рекламу и скрыли на стенах следы от пуль. Их растиражированные улыбки, вместе с обещаниями мира и процветания, диковато смотрятся на фоне бронетранспортеров и бронированных хаммеров. Но кабульцы не жалуются — им слишком часто объясняли, как выглядит счастливое будущее при помощи иных аргументов. Наглядная агитация хоть не стреляет.
Молодежь постигает азы демократии по понятным причинам быстрее старшего поколения: она умеет читать. Но немалая часть афганской столицы, не говоря уже о провинции, реагирует лишь на эмблемы, которые выбрали себе кандидаты. Голосовали, по сути, за символы, за предвыборные иероглифы. Но, если задуматься, разве в других демократиях кандидаты не шифруют то, что они собираются делать после избрания?
— Посмотри на все эти эмблемы — кофейные чашки, велосипеды, чайники,— возмущается знакомый афганский журналист Ахмед Мохаммад.— Как понять по ним, что один из кандидатов — продолжатель идей вполне светского Ахмад Шаха Масуда, а другой — настаивает на переговорах с талибами? Выбирать надо, по сути, между цивилизациями, а тут такое ощущение, что тебя затащили в музей или в лавку старьевщика. Может, и самим этим кандидатам место в музее.
Совет, как ни странно, не так уж плох: если и есть в стране место, которое может рассказать правду о столкновении цивилизаций в Афганистане — как, впрочем, и о мире между ними, то это знаменитый кабульский музей.
Мир цивилизаций
Национальный музей Афганистана расположен прямо напротив разрушенного здания Министерства обороны. Изуродованное и заросшее колючками Минобороны давно превратилось в символ войн, которые за последние десятилетия прокатились по афганской столице,— разбитые снарядами стены дружно фотографируют иностранные журналисты, съехавшиеся в Кабул на выборы. За небольшую мзду солдаты правительственной армии, скучающие у колючей проволоки, пустят внутрь, расскажут, где располагался чей кабинет, и покажут сделанную в 90-е годы большую надпись несмываемой краской: "Смерть неверным".
На музей почему-то обращают меньше внимания, хотя именно здесь собраны свидетельства "вечной битвы за Афганистан", последним эпизодом которой стали минувшие выборы.
На входе в музей всех обыскивают — мера безопасности, принятая во всех официальных учреждениях. Отличие разве что в том, что обыскивают и при выходе: предосторожность не лишняя: коллекции пострадали от войн, а на современную сигнализацию здесь нет денег. Рядом с входом — проржавевший старинный узкоколейный паровоз. Это памятник еще одной несостоявшейся афганской мечте — попытки построить железную дорогу в Афганистане предпринимали почти все правительства, но факт остается фактом: ржавый паровоз в музее Кабула — единственный образец железнодорожного транспорта в этой стране.
В самом музее встречает знаменитая фигура Будды гандхарского периода. Именно у нее позировал в конце 90-х некий талибский чиновник, уверявший, что движение "Талибан" будет защищать афганскую культуру. Вскоре, однако, талибы объявили "войну идолам", кульминацией которой стало разрушение знаменитых Будд из Бамиана — гигантских статуй, высеченных в скалах Бамианской долины в первых веках нашей эры. Досталось и экспонатам музея.
— Наш музей считался самым известным в регионе. Более 100 тысяч единиц хранения,— рассказывает заместитель директора Национального музея Афганистана Мохаммад Яхья.— К сожалению, многое было похищено, еще больше разрушено и уничтожено.
Само здание музея — тоже памятник. Его приказал построить знаменитый король-реформатор Афганистана Аманулла-хан в 1920-е годы. Он первым попытался приблизить свою страну к Западу. Сторонник прогресса, король решился на масштабные реформы: ввел первую конституцию, разрешил куплю-продажу земли, запретив при этом куплю-продажу жен (мужья теперь не могли ставить своих жен как залог при игре в кости), отменил детские браки, стал отправлять молодежь учиться за рубеж, открыл ряд учебных заведений. Понятно, что реформы короля вызвали возмущение традиционалистов: в 1929-м король-реформатор был свергнут. Здание музея сегодня — один из памятников Аманулле и вместе с ним всем реформаторам Афганистана.
Когда моджахеды свергли Наджибуллу в 1992м году, в здании была военная база: сотрудникам музея приказали убраться в здание одного из отелей. А когда в город вошли войска движения "Талибан", музей подвергся еще и "религиозной зачистке". Талибы демонстративно разбивали древние статуи, жгли собранные здесь деревянные скульптуры из Нуристана.
— В 90-е годы наше здание было почти полностью разрушено, — в подтверждение господин Яхья показывает фотографии.
Главной жертвой недоучившихся "студентов" (так переводится с арабского слово "талиб") стала гордость музея — предметы эпохи Гандхары. Это слово, которое заставляет трепетать коллекционеров древностей и поклонников буддийского искусства, вызвало особую ненависть лидеров "Талибана". Именно в Афганистане на рубеже старой и новой эр встретилась древняя буддийская культура с европейской античностью, которую принесли сюда воины Александра Македонского.
Сплав этих культур в первые века нашей эры и породил уникальную культуру Гандхары: это царство включало в себя территории Афганистана, части Пакистана и Средней Азии. Западные археологи были потрясены, обнаружив в начале XX века в Афганистане изображения Будд в традициях античной скульптурной пластики, бодхисаттв, облаченных в греческие хитоны, и буддийские ступы, украшенные изображениями Атлантов, держащих небесный свод. Почти век спустя эти уникальные свидетельства того, что столь разные цивилизации в состоянии не только находить общий язык, но и породниться, сожительствовать, привели в ярость талибов. Объявленные "ложными идолами", Будды разрушались с особым рвением. Культура, родившаяся как результат встречи Запада и Востока в Афганистане, была объявлена апофеозом безбожия.
Впрочем, уничтожалось не все — переходивший из рук в руки музей просто грабили. Здесь было что брать: кроме скульптур Гандхары музей располагал одной из лучших в мире коллекций старинных монет, предметами индийского, античного (например, самыми "восточными" изображениями богини Афины), китайского и среднеазиатского искусства. И, конечно, знаменитым Золотом Бактрии — богатейшим кладом золотых изделий, который обнаружила в конце 1970-х экспедиция под руководством известного советского археолога Виктора Сарианиди.
Бактрийское золото, как и многие другие предметы из кабульского музея, долгие годы считались утраченными. Поэтому настоящим чудом стало возвращение многих предметов уникальной коллекции.
Тайна "безбожного" золота
— Когда при Наджибулле стало ясно, что ситуация выходит из-под контроля, мы решили спрятать самые уникальные экспонаты, — объясняет Мохаммад Яхья. — Часть спрятали в Центробанке, часть в других местах.
Эти места стали главной тайной кабульских хранителей. Их точное расположение господин Яхья не настроен раскрывать до сих пор: а вдруг снова понадобится? Будто бы часть золотых изделий была скрыта в некоем секретном сейфе Центрального банка, да так, что не нашли и талибы. Какие-то экспонаты закапывались в подвалах кабульских домов. Можно представить, как рисковали музейщики.
Замдиректора музея объясняет: удалось спасти 231 золотой предмет (было гораздо больше). Из сохранившегося 111 наиболее ценных в настоящее время экспонируются в США, потом поедут в Европу. По словам хранителя, есть предварительная договоренность о демонстрации спасенных сокровищ и в России — в Санкт-Петербурге и Москве.
— Музей заработает на этих выставках средства, которые очень нам сейчас нужны, — говорит он. О другой причине, по которой коллекция не выставлена в Кабуле, догадаться несложно — в западных музеях больше гарантии сохранности.
Мы ходим по восстановленному зданию. Экспозиция была официально возобновлена в 2004-м — в год предыдущих выборов. Помимо цветных фотографий экспонатов, которые сохранности ради сейчас путешествуют по миру, представлены и восстановленные деревянные идолы Нуристана — талибам так и не удалось сжечь их все. Реставраторы смогли восстановить несколько скульптур гандхарского периода. В отдельной витрине — голова Будды, ранее принадлежавшая одной из статуй, что были разбиты фанатиками: она с философским спокойствием взирает на мир, который почему-то пытался ее уничтожить.
Точное количество сохранившихся экспонатов назвать нельзя: все архивы сгорели. Пока реставраторы работают над восстановлением того, что осталось, поиском похищенных артефактов занимается Интерпол. Часть предметов уже удалось вернуть, особенно много — из Великобритании и Швейцарии. Афганская полиция также внесла свой вклад: в отдельной витрине — скульптуры трех Будд, перехваченных при попытке вывоза в Европу. Словом, на антикриминальном фронте успехи коалиции налицо.
— Чего я жду от выборов?-- под конец экскурсии переспрашивает господин Яхья. — Мечтаю, что сюда вернется вся экспозиция и что ее спокойно можно будет выставить здесь, в Кабуле. А еще — чтобы эти выборы стали частью истории и после них у нас перестали грабить музеи.
Он также попросил передать через "Огонек" обращение к российскому Министерству культуры и специалистам с просьбой оказать помощь музею. "Мы помним прекрасных советских историков и реставраторов, которые работали здесь в 1970-1980-е годы".
Придет ли третий Будда?
В Афганистане живет легенда, что рядом с двумя гигантскими статуями Будд, разрушенными талибами в Бамиане, есть еще "скрытая" третья статуя спящего Будды. И вот когда его наконец найдут, он "проснется" и принесет счастье в истерзанную страну. Удивительно, но многие афганцы, убежденные мусульмане, свято верят в эту легенду.
Но недавно это предание стало обретать черты реальности: афганская пресса сообщила, что экспедиция под руководством афганского археолога Тарзи нашла свидетельства того, что в Бамиане действительно может быть гигантская фигура длиной до 300 метров, засыпанная еще в древности, возможно, землетрясением. Случайно или нет, эти сообщения пришли в разгар подготовки к выборам. Пока считают голоса, афганцы гадают: может быть, спящий проснется к обнародованию итогов голосования?
Избирательницы в очереди на голосование в Кандагаре. Времена, когда в Афганистане лиц не скрывали, остались в глубокой древности, а свидетельства об этом — только в музеях