Полет Михаила Кольцова на "Крыльях Советов" к Бенито Муссолини — еще одна неизвестная страница в подготовке советско-германского пакта 70-летней давности.
Архивы неохотно приоткрывают тайны. Не в последнюю очередь потому, что механизмы закулисной дипломатии не потеряли своей актуальности. Политикам не хочется признавать, что при подготовке многих головокружительных поворотов в роли специальных эмиссаров выступали люди, у которых не было формальных государственных и партийных постов. Например, журналисты.
1 сентября 1933 года. Политбюро принимает "предложение итальянцев о наименовании пакта о ненападении пактом о дружбе, ненападении и нейтралитете".
Режиссером отношений Сталина с Муссолини был выдающийся политтехнолог первых двух послеоктябрьских десятилетий, член редколлегии "Правды", заведующий концерном "Журнально-газетное объединение" ("Жургаз"), главный редактор сатирических журналов "Крокодил" и "Чудак", дайджеста "За рубежом", и прочая и прочая Михаил Кольцов. С 1923-го до ареста в декабре 1938-го Кольцов был главным редактором "Огонька".
Разрядка с фашистами?
До Октябрьского переворота Сталин слыл изощренным конспиратором-подпольщиком. После революции его страсть к шифровке и перешифровке всего и вся только усилилась. В 1930-е годы в его личном генеральном штабе — Особом секторе ЦК ВКП(б) существовал законспирированный мозговой центр для реализации тайных внешнеполитических акций. Этот центр был подотчетен только вождю. Он функционировал втайне от Политбюро, минуя Исполком Коминтерна, а тем более Народный комиссариат иностранных дел.
Поездки журналиста Кольцова на процесс над белогвардейцем Горгуловым, убийцей президента Франции Думера, в 1932 году, на липовое Лейпцигское судилище над "поджигателями" Рейхстага в 1933 году, его серьезная роль в республиканской Испании в 1936-1938 годах, руководство советской дипломатией в Чехословакии в дни Мюнхенского сговора в сентябре 1938-го продолжают оставаться загадочными главами реальной истории советской внешней политики 1930-х годов. Не в последнюю очередь потому, что это были мастерски проведенные акции и высокопрофессионально сыгранные роли, секретами которых не делятся.
В этой череде конфиденциальных миссий была одна, которая лучше всего иллюстрирует и внешнеполитический талант Сталина, и безукоризненное выполнение Кольцовым предназначенной ему роли: поездка к Муссолини в 1929-м.
Лето 1929 года было идеальным моментом для провозглашения Сталиным нового курса и отказа от коминтерновской демагогии и бредней о мировой революции. Троцкий выслан из СССР на Принцевы острова. Группа правых во главе с Бухариным теряет последние позиции в руководстве страной. Готовится "великий перелом" в сельском хозяйстве. По логике все это должно было быть дополнено новой прагматичной внешней политикой.
При этом Сталин не хочет полагаться на зависимых от постоянных парламентских и президентских выборов и перевыборов западных демократов. В этом европейском пасьянсе Муссолини — единственный серьезный и предсказуемый партнер.
Как это делалось в Москве
В 1928 году советский ледокол "Красин" спасает итальянскую арктическую полярную экспедицию Умберто Нобиле, который пилотировал дирижабль "Италия". Эта история будет красочно воспроизведена в блокбастере Михаила Калатозова "Красная палатка". Через год итальянцы хотят видеть советских летчиков у себя, дабы поблагодарить их за спасение своих героев.
Летом 1929-го советский чудо-самолет "Крылья Советов" летит с миссией мира по столицам Европы: Москва — Берлин — Париж — Рим — Вена — Варшава — Москва. В делегацию входят конструктор самолета — легендарный Туполев (отмотает свой срок в бериевской шарашке), не менее знаменитый летчик Громов, большая группа советских журналистов.
Автором идеи и главным хроникером был 30-летний Михаил Кольцов. Факт его полномочий подтверждается тем, что в делегацию включили его брата, карикатуриста Бориса Ефимова. В ЦК немедленно пошли доносы. Из "сигнала" писателя Берестинского (будет репрессирован): "Зачем полетел Б. Ефимов? Да потому что полетел его браток — М. Кольцов. Сколько в кабине людей, которые являются ТОЛЬКО участниками очень неплохой увеселительной международной прогулки? Много".
На защиту Ефимова и Кольцова встает фактический главный редактор "Известий" Иван Гронский (также будет репрессирован): "Участие в перелете политического карикатуриста "Известий", пользующегося самой широкой известностью в европейских странах, где его рисунки регулярно перепечатываются всей прессой, безусловно, вызовет большой интерес, особенно сейчас, при отставке английского консервативного правительства, если вспомнить, что одним из пунктов пресловутой ноты Чемберлена, предшествовавшей разрыву с СССР, был пункт о карикатурах т. Ефимова в "Известиях". ...Редакция "Известий" дала свое согласие на обслуживание т. Ефимовым также центральной военной газеты "Красная звезда"".
Выбор на Кольцова пал не случайно. Годы, когда руководители советского режима общались с деятелями литературы и искусства, начинали заседания Политбюро с последних публикаций в газетах, читали номера толстых журналов и выносили постановления по романам и стихам, ходили в театры, бурно обсуждали премьеры и гастроли на заседаниях Политбюро, а ночами смотрели последние советские фильмы в "Кремлевском кинотеатре", были уникальными.
Нарком просвещения Анатолий Луначарский один раз проговорился и сказал представителям советской культурной элиты: "Вот вы думаете, зачем товарищ Сталин любит встречаться с вами? Из любви к искусству? Нет. Потому что мы у вас черпаем идеи. Так давайте же нам эти идеи".
Полет "Крыльев Советов" станет пробным дипломатическим шаром в новой реалистической политике Кремля. Кольцов должен был дать оценку перспективам подобного нового курса. В случае неудачи миссии Ефимов мог бы представить такую карикатуру на Муссолини, которая привела бы к разрыву отношений. Но потенциально такое поручение станет смертным приговором самому Кольцову. Правда, отложенным на десятилетие.
Как это делалось в Риме
Первые послания в адрес Муссолини — бывшего социалиста, ставшего чернорубашечником, — начались сразу после смерти Ленина. Они оказались неуклюжими и комическими.
Летом 1924 года посол в Италии Юренев решил организовать обед в честь Муссолини. Председателю Коминтерна Зиновьеву сообщают, что глава советских профсоюзов "Томский находит, что в данный момент обед в честь Муссолини вызывает среди рабочих бурю негодования". Троцкий негодует: "Надо бы вообще обновить инструкцию нашим представителям, ибо они периодически "обрастают"". "Обрастать" было синонимом обуржуазивания. Политбюро немедленно поручает главному советскому дипломату Чичерину "известить т. Юренева о том, что никаких обедов в честь Муссолини он устраивать не должен".
Сталин отдыхает на юге. Формально он ни при чем. Но партийному аппарату становится очевидным, что враги Сталина Троцкий, Зиновьев и Томский ставят интересы итальянских рабочих выше национальных интересов первой в мире страны социализма.
Троцкий продолжал негодовать. Через несколько дней добивается нового постановления Политбюро: "В дополнение к предыдущему решению сообщить т. Юреневу, что Политбюро выражает величайшее изумление по поводу устройства им обеда в честь Муссолини и предложить ему немедленно дать объяснения по этому вопросу. Поручить НКИД совместно с ЦКК разработать в недельный срок правила поведения советских представителей за границей и их отношения к буржуазному этикету с таким расчетом, чтобы эти правила могли бы быть официально опубликованы от имени правительства и, кроме того, выработать дополнительную инструкцию для внутреннего пользования".
23 октября 1924 года Политбюро вновь отменяет назначенный полпредством СССР в Риме прием в честь годовщины Октябрьской революции. Новое приглашение Муссолини признано "недопустимым". Решено обсудить перевод полпреда Юренева на другое место службы.
Председатель Совета министров Италии Бенито Муссолини на приеме в советском посольстве по случаю годовщины Великой Октябрьской социалистической революции — это сильно!
По поводу аннулированных приглашений на посольские обеды возникали дипломатические конфликты. Из-за неуважения к первым лицам многих государств портились и разрывались дипотношения, начинались войны, в том числе мировые. Как не вспомнить конфликт Сталина и Тито, разрыв Хрущева с Мао Цзэдуном и другие эпизоды советской внешней политики.
"Крылья Советов" на приеме у Муссолини
Из выпуска информации ТАСС за 25 июля 1929 года: "Рим. Экипаж "Крыльев Советов" послал Муссолини следующую телеграмму: "Генерал Бальбо передал нам ваше приветствие. Примите нашу горячую благодарность и уверения в том, что мы искренне тронуты тем приемом, который мы встретили в Италии"".
Отметим: куратором советских гостей был будущий маршал авиации Итало Бальбо — лидер чернорубашечников, генерал-губернатор Ливии и главнокомандующий итальянской Северной Африки, наследник дуче, второй человек в иерархии фашистской партии.
Дневной выпуск информации ТАСС за 26 июля: "Рим. Полпред СССР Курский дал обед в честь участников полета "Крыльев Советов". На обеде присутствовали все члены торговой миссии СССР, ответственные работники советского полпредства, товарищ министра авиации Бальбо, депутат Форретти, ряд генералов, начальник канцелярии министра иностранных дел, итальянские и иностранные журналисты и представители обществ гражданской авиации. Курский от имени участников полета благодарил за сердечный прием, оказанный им в Риме, и заявил, что участники советского полета сохранят наилучшие воспоминания о своем пребывании в Риме и наилучшие впечатления о своем визите у Муссолини, и закончил тостом за процветание Италии и итальянской авиации. В своем ответе Бальбо заявил, что он счастлив был слышать сказанное Курским и рад тому, что участники полета "Крыльев Советов" довольны приемом. Далее Бальбо говорит о своих симпатиях к русским летчикам, которых Муссолини принял как друзей итальянских летчиков, и закончил свою речь уверением, что итальянцы признают лишь интернационал отваги, именем которого он приветствует советскую авиацию. Обе речи были встречены оживленными аплодисментами".
Сейчас трудно представить, какой шок вызвал прием делегации советских летчиков и журналистов Муссолини. Возможно, фашистский агитпроп намеренно придал этому событию шумиху.
Но ни о какой самодеятельности речи не могло идти. Просто узкий круг сталинского руководства не считал нужным получать разрешение на этот прием ни от Политбюро, ни от Коминтерна, ни от Наркомата иностранных дел. Это называлось оперативным руководством советской внешней политикой.
Подобная гласность вызвала скандал в стане Коминтерна. Коммунистический интернационал оказывался подмененным большевистско-фашистским "Интернационалом отваги". В довершение удара на приме у Муссолини советские журналисты и летчики приветствовали дуче фашистским приветствием — поднятой рукой.
Московская разборка
"Дело Кольцова и компании" по возвращении в Москву разбирает руководство партийной полиции — партколлегия Центральной контрольной комиссии ВКП(б). Оправдывались все. Отмалчивался лишь Михаил Кольцов да его младший брат Борис Ефимов. Они знали, что партийная разборка была фарсом.
Однако спасались все, кто как мог. Доносы писали перекрестно друг на друга, индивидуально и коллективно, в разные инстанции, журналисты — на летчиков, летчики — на журналистов. Корреспондент ТАСС в Риме шлет краткую памятную записку главному партийному полицейскому Емельяну Ярославскому:
"В ЦКК тов. Ярославскому
ПОСЕЩЕНИЕ МУССОЛИНИ
О желании Муссолини принять нас нам стало известно еще в Москве перед отлетом из заявления зав. отделом печати итальянского посольства Релли.
9 июля состоялся пробный полет "Крыльев Советов", в котором участвовали советские журналисты, участники полета, и представители иностранной прессы, в том числе Релли.
Я вспоминаю, что в разговоре с Ефимовым Релли сказал ему следующее: "Когда вы будете в Риме, вас будет принимать дуче. Он очень интересуется вашими карикатурами. Всмотритесь хорошенько в его лицо, чтобы затем правильно его изображать".
Когда мы прибыли в Рим, то разговоры о предстоящем посещении Муссолини шли все время..."
В ходе разбирательства на Старой площади многие припомнили, что на приме в Риме Кольцов о чем-то долго беседовал с итальянским Герингом — Итало Бальбо. Именно Бальбо в статье в миланской "Корьере де ла сера" не только поведал миру о том, что часть советской делегации ответила дуче "римским приветом", но более того, он рассказал, что один из участников советской делегации в беседе с ним сказал буквально следующее:
"Я имел случай видеть Ленина, Кемаля, Пилсудского и многих других виднейших государственных деятелей последних десятилетий, но никто из них не излучал столько силы и симпатии, сколько славный дуче. Сейчас, — продолжал советский представитель, — он понимает, почему люди готовы идти на смерть за эту прекрасную личность".
Нетрудно догадаться, кто из членов делегации мог видеть Ленина, турецкого вождя Кемаля-пашу Ататюрка и польского маршала Пилсудского, а также "других виднейших государственных деятелей". Этим человеком был Кольцов. В одном доносе Ярославскому поведение "советских выскочек за границей и в отношениях с иностранцами" типа Кольцова названо "недостойным советского гражданина", не говоря уже о коммунисте. "Враги и прежде всего социал-демократы не преминут воспользоваться этим, чтобы дискредитировать нас в глазах рабочих". Ясно, автором доноса двигала зависть.
Пресс-секретарь НКИД Борис Волин дает объяснение Ярославскому: "Т. Ярославскому. Из прилагаемых материалов, особенно из интервью зам. Муссолини, Бальбо, вы увидите, что "наши", видимо, сильно сболтнули. Это подтверждается следующим замечанием из статьи т. Бобрышева, которую я задержал: "Генералы (на визите у Муссолини) интересовались нашими впечатлениями о Муссолини. Что было сказать им, раз мы — их официальные гости, для которых дипломатические этикеты также обязательны". Бальбо утверждает, что визит к дуче был сделан по просьбе наших. Т. Гофман в разговоре со мной утверждал, что этого визита можно было избежать. С коммун. приветом Бор. Волин".
Главным арбитром "дела" был Сталин. С одной стороны, визит был триумфом. С другой, он стал достоянием скандальной гласности.
Характерен текст постановления Центральной контрольной комиссии о вынесении Кольцову строго выговора с предупреждением. В нем пропечатана лишь фамилия Кольцова — фактического руководителя делегации. Далее стоит многоточие. Список можно было пополнить кем угодно. Но уже через 2 года все следы этого инцидента будут стерты из личного дела Кольцова. Через 2 года строгий выговор Кольцову тихо снимут и запись о нем сотрут из личного дела.
Постскриптум
Об этом "свидании с руководителями итальянской авиации" не вспомнят во время допросов и пыток журналиста в застенках Лубянки после его ареста в декабре 1938-го. Встреча с Муссолини и фашистское приветствие не будут фигурировать и на пародии правосудия, которое устроит Военная коллегия Верховного суда СССР в феврале 1940-го, когда Кольцов будет приговорен к высшей мере наказания и немедленно расстрелян. После подписания пакта с Гитлером не только расшифровывать историческую подоплеку заключения этого пакта, но даже критически упоминать Муссолини в обвинительном заключении считалось политически нецелесообразным.
Когда после смерти Сталина Борис Ефимов добьется полной реабилитации брата, итальянский эпизод также не будет фигурировать в материалах Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, прокуратуры и КГБ. О большевистско-фашистской дружбе станет нецелесообразно вспоминать уже по другой причине.
Сталин понял, что дорога к Муссолини, а позднее и к Гитлеру не так уж и невозможна. Запомнил, что уважение к вождям и начальникам — элемент международного права. Непонимание этой истины ведет к серьезным последствиям. Даже трагедиям.
Если бы в 1930-е годы карнавально-театральный стиль дипломатии победил, возможно, начало Второй мировой войны было бы отодвинуто, а ее жертвы не были бы такими огромными. По крайней мере, гастроли балета Большого, выставки из Эрмитажа, концерт пианиста-виртуоза, выступления спортсменов разряжали международную напряженность куда эффективнее, чем битье башмаком по трибуне ООН и гонкой вооружений.
Другое дело, что, когда ровно 70 лет назад Сталин и Риббентроп обменивались тостами в Москве на приеме после подписании Пакта о ненападении и секретных протоколов к нему, один из главных архитекторов этой "программы мира" томился в застенках на Лубянке. Кольцова казнят 2 февраля 1940 года.
Вспоминая сегодня добрым словом многолетнего главного редактора "Огонька", можно скорректировать совет Луначарского советской культур-элите: побольше идей для руководства страны, но одновременно не забывайте предвидеть свою собственную судьбу в процессе реализации этих идей.