Выставка история
В здании Императорских конюшен Пражского Града проходит выставка "Путь жизни. Рабби Лев", посвященная 400-летию со дня смерти Иегуды Лева бен Бецалеля — легендарного еврейского ученого и богослова, чье имя в массовой культуре до сих пор связывается в основном с преданиями о Големе. Выставка организована администрацией Града и пражским Еврейским музеем совместно с несколькими чешскими и австрийскими собраниями, включая венский Музей истории искусств. Рассказывает ВАСИЛИЙ Ъ-ЛЕПСКИХ.
Помимо Голема при упоминании рабби Лева вспоминается главным образом император Рудольф II. Один из самых удивительных ренессансных государей, опять же по преданиям, водил с пражским раввином близкую дружбу, основанную главным образом на эзотерических интересах: бен Бецалель слыл великим знатоком каббалы и магических дисциплин. Говорили, что Лев для начала с помощью заклинаний невидимой силой накрепко остановил посреди Карлова моста карету императора, к большому удивлению последнего; говорили также, что по воле раввина перед Рудольфом как-то раз дефилировали духи ветхозаветных патриархов. Говорили еще много чего, и в результате в байках о Рудольфе II (популяризированных художественной литературой — можно вспомнить хотя бы романы Густава Майринка) рабби Лев появляется не менее часто, чем прирученный лев, занимавший при императоре должность любимого кота.
Толика правды, судя по всему, тут есть: император покровительствовал главному раввину Праги и по крайней мере один раз дал ему приватную аудиенцию с разговорами о мистических материях; через несколько лет после этой беседы бен Бецалель был назначен главным раввином Богемии. Это говорит и о веротерпимости императора, но не только: знатные члены пражской еврейской общины снабжали Рудольфа ссудами, хотя наставления по каббалистической премудрости император, судя по его затратам на свои всякого рода эзотерические капризы, ценил уж никак не меньше денег. Раз при его дворе процветали астрология и алхимия, то и каббале должно было быть самое место. Тогда, как бы ни странно это казалось сейчас, многочисленные любители тайных наук из числа самых что ни есть консервативных христиан считали, что каббала — это чуть ли не от древних египтян унаследованная благочестивая мудрость и что ее нужно просто слегка подправить, чтобы она стала "христианской каббалой", прекрасным дополнением к корпусу греко-римской мудрости. Иными словами, тем для разговоров при дворе его апостолического величества у рабби Лева было предостаточно.
Главный раздел выставки, посвященный историческому, не легендарному бен Бецалелю, эзотерики тем не менее содержит неожиданно мало. Главная достопримечательность каббалистического свойства — приехавший из венского Музея истории искусств настольный колокольчик, принадлежавший Рудольфу II и сделанный из алхимического сплава семи металлов. Император рассчитывал с помощью этого колокольчика совершать какие-то магические процедуры и при его изготовлении вроде бы руководствовался как раз наставлениями рабби Лева, хотя по внешнему виду никакого мистического флера в предмете не видно: изящный довольно колокольчик, украшенный маньеристскими рельефами с изображениями планетарных божеств. А так — экспонаты показывают рабби Лева больше как духовное лицо и как администратора, которому вполне хватало обыкновенных, посюсторонних дел, нежели как кудесника. Более того, если судить по трудам самого Бецалеля, он не то что магию, но и естественные науки считал скорее излишеством, так что делать из него эдакого Фауста из пражского гетто исторически совершенно неправильно.
Но что эти факты против самого обаяния легенды о Големе, глиняном человекообразном существе, которого-де рабби Лев оживлял, не то написав ему на лбу магическое слово, не то вкладывая в рот бумажку с заклинанием (или именем Бога)? Сначала в этой истории видели просто страшную сказку (общественно полезная деятельность Голема закончилась, судя по легенде, сплошной неудачей), которая очень хорошо вязалась с загадочной атмосферой старой Праги. В ХХ веке для певцов технического прогресса эти побасенки казались такой своего рода научной фантастикой до научной фантастики: а что, мистика мистикой, но налицо оживление неживой материи, точнее, превращение ее в прислуживающий человеку автомат, почти что в робота.
Самое интересное, что, как выясняется, рабби Лев к этим историям вряд ли имеет какое-то прямое отношение. Только в XIX веке его благоговейно почитаемая пражскими евреями память начинает связываться с рассказами о Големе, которые постепенно становятся все более и более цветистыми. Никаких прижизненных свидетельств, хотя бы и явно фантастических, о глиняном протеже бен Бецалеля не сохранилось.
Вот что значит сила образа — скажем, кинематографу, который брался за сюжет с начала ХХ века, было совершенно неинтересно, были ли рабби Лев и Голем на самом деле хотя бы современниками. Образу Голема в массовой культуре посвящен второй раздел выставки: здесь приходится только дивиться фантазии, с которой разнообразные мастера искусств придумывали внешние данные ожившего глиняного чучела. А заодно и удивляться человеческой доверчивости и нелюбопытности. Скорее всего, как и "Франкенштейн" Мэри Шелли, история Голема первоначально была скорее нравоучительной притчей об опасностях соревнования с Творцом. Но как Франкенштейн вместе со своим созданием окончательно прописался теперь в дешевых трэш-хоррорах, так и злополучному Голему теперь остается влиться в дружную команду из Халка, Человека-паука, людей Икс и прочих комиксоидных тварей.