Премьера опера
В Зальцбурге прошла премьера оперы Луиджи Ноно "Под жарким солнцем любви". Маркс, Ленин, Че Гевара стали не просто героями оперы, но и участниками самого буржуазного фестиваля в мире. В сочетании несочетаемого убедился специально для "Ъ" АЛЕКСЕЙ Ъ-МОКРОУСОВ.
Классик итальянской музыки Луиджи Ноно (1924-1990) плохо известен в современной России. В советскую эпоху его почитали и исполняли, поскольку Ноно увлекался марксизмом, ездил с концертами на фабрики и писал статьи, пусть и не совсем верные по содержанию, но по крайней мере с использованием цитат правильных авторов. Неудивительно, что опера Луиджи Ноно "Под жарким солнцем любви" навсегда связана с Россией. Ее премьера прошла в 1975 году в миланском Teatro Lirico в постановке Юрия Любимова и художника Давида Боровского. Спектакль так понравился композитору, что тот в течение нескольких лет не хотел других версий. Сегодня вдова Луиджи Ноно, дочь композитора Арнольда Шенберга Нурия вспоминает, каких трудов стоило заполучить для постановки в середине 70-х знаменитого советского режиссера. Хотя сюжет, казалось бы, располагал: в ходе действия цитировались не только Артюр Рембо и Бертольт Брехт, но и Маркс, и Ленин, и Георгий Димитров.
Героями же "Жаркого солнца любви" стали пять женщин разных времен и народов. Среди них и реальные исторические персонажи, от героини Парижской коммуны знаменитой анархистки Луиз Мишель (1830-1905) и боевой подруги Че Гевары немки Тани Бунке (1937-1967), и персонажи литературные. Но едва ли не главная в этой компании героиня, если глядеть из русской перспективы,— это Пелагея Ниловна из горьковского романа "Мать".
В Зальцбурге это на редкость антибуржуазное произведение поставили английский режиссер Кейт Митчелл и дирижер Инго Мецмахер. Поддержку им оказал банк Credit Suisse — вряд ли бы такое было возможно еще четверть века назад. Поскольку Ноно не только фактически отказался от традиционного либретто с диалогами, приблизившись скорее к оратории, но и назвал свою оперу вовсе даже не оперой, а "сценической акцией", постановщики решили уважить классика. Тем более что Мецмахер, признанный специалист по современным операм, уже играл Ноно в Зальцбурге: в 1993-м он дебютировал здесь с его "Прометеем". То, что происходит на сцене,— именно акция. Оркестр не просто сидит в яме, но словно выплескивается из нее в боковые карманы сцены, которые открыты зрительскому взгляду. Среди инструментов немало диковинных, особенно по части ударных. Композитор мечтал в свое время о радикальном обновлении состава оркестра. Своего он, кажется, добился. Администраторы "Под жарким солнцем любви" вынуждены писать при переездах огромными буквами: "Не трогать! Не садиться! Ничего не ставить! Это музыкальный инструмент!"
Пять комнат в левом углу огромной сцены Фельзенрайтшуле (бывшей школы верховой езды, переделанной сегодня в театр) обозначают жизненное пространство пяти революционерок. Все, что с ними происходит, снимается на видео, тут же монтируется и вживую передается на экран. Главный оператор — Лео Уорнер (кажется, опероманам придется теперь привыкать к тому, что в программках теперь навсегда пропишутся операторы). Визуальный ряд настолько изыскан, так напоминает порой советский авангард 20-х годов, что поневоле теряешься. А на чем мы, собственно, присутствуем? Это и впрямь опера или показ художественного фильма, который озвучивает один из самых знаменитых оркестров мира — Венский филармонический и в котором поет поразительный по своей красоте квинтет женских сопрано? Элин Ромбо, Анна Прохазка, Таня Андрийич, Сара Тайнан и Вирпи Райсанен могли бы претендовать на "Грэмми", если бы оперу Ноно записали бы на диск. Но Мецмахер против аудиозаписи, ведь она не сможет передать той гигантской работы, которой потребовала зальцбургская постановка. Правда, если сидеть не в первых рядах партера, то мало что видишь вне экрана. Впору бежать за биноклем, желательно морским. Комнаты с пятью революционерками оказываются слишком далеко, все в них темновато, лишь угадываются силуэты. Да и хор, хоть и освещен лучше, сидит на одном месте, но когда начинает вращать руками, то не сразу и разглядишь, зачем и куда он ими движет.
Тем не менее "Под жарким солнцем любви" производит сильное впечатление. Говорят, молодые зрители уже успели сравнить эту "сценическую акцию" с фильмами Дэвида Линча. Другое дело, что установка Митчелл на аполитичность ей, как профессионалу своего дела, блестяще удалась. Она хотела рассказать "всего лишь" историю пяти женщин, вовлеченных либо вовлекшихся в водоворот большой политики. Финал большинства из них в реальной жизни трагичен: одинокая смерть от старости в забытой богом гостинице, как у Мишель, или гибель в бою, как у Тани Бунке, чье тело потом неделю плыло по бесконечной реке Рио-Гранде. Это исследование эмоционального, интерес к психологии (крупные планы видео к этому располагают) и определили стилистику спектакля. Многих такая подчеркнутая аполитичность вполне устраивает. Другое дело, насколько это обедняет мысль самого Луиджи Ноно.
Постановку "Под жарким солнцем любви" Зальцбург готовил вместе с берлинской оперой "Унтер-ден-Линден". Но размеры собственной сцены не позволят берлинцам показать Ноно у себя, придется для него искать какой-нибудь ангар на окраине города. Возможно, при переезде туда постановка обретет по дороге немного недостающей ей радикальности.