Выставка скульптура
В Государственном центре современного искусства (ГЦСИ) в рамках фестиваля коллекций современного искусства открылась выставка Игоря Шелковского "Белое, красное, черное". Рельефы и решетчатые скульптуры цикла "Город" из собственного собрания художника сделаны им в последние годы в Москве, после возвращения из эмиграции. Триколор московского пейзажа очаровал АННУ Ъ-ТОЛСТОВУ.
Игорь Шелковский — герой художественного сопротивления, который издавал в Париже легендарный журнал "А-Я", впервые заговоривший по ту сторону железного занавеса о неофициальном искусстве СССР на профессиональном критическом языке, и которого за это лишили советского гражданства,— в своем творчестве равно далек и от политики, и от "дискурса". Конечно, его знаменитый объект начала 1970-х — огромный муляж треугольного пакета молока "цена 16 коп." — трудно не счесть нашим ответом уорхоловскому "Супу "Кэмпбелл"". Но, несмотря на все вытекающие из "Пакета "Молока"" интерпретации, это, скорее, исключение. Игорь Шелковский так много сделал в концептуальном и правозащитном плане для других, что вполне может позволить себе — для себя — заниматься чистым искусством. Скульптурой с ее сугубо пластическими проблемами.
Например, проблемой пейзажа — жанра, скульптуре как будто противопоказанного. Пейзажа, правда, городского, который складывается из вполне скульптурных по современным представлениям материалов — кирпича, бетона, стали, стекла — и скульптурных же форм, тяготеющих к простой геометрии. В деревянных крашеных рельефах из плоскости доски черными гроздьями выступают призмы многоэтажек, ступенчатые пирамиды высоток и цилиндры заводских труб, а над несомненно московским горизонтом проплывают в молочно-сером небе кубистические, заразившиеся городским геометризмом облака или вспыхивают алые зигзаги молний. Словно проектом для этого сурового города послужили архитектоны Казимира Малевича, в которых, как показал опыт XX века, можно жить, хоть и не без потери чего-то глубоко человеческого.
Вот и белая решетчатая скульптура, изображающая городскую флору — цветы в вазонах и деревья в забранных стальными сетками лунках — как поросль прозрачных металлических каркасов, говорит о новой природе, возникшей в результате урбанизации. Полуабстрактные деревья, напоминающие о том, что и Пит Мондриан пришел к своему неопластицизму, упрощая структуру стволов и ветвей до прямоугольной системы координат, заключены в покосившиеся клетки, как если бы в минималистских решетках Сола Левитта начался процесс органического распада.
Малевич, Мондриан, Сол Левитт — для поколения Игоря Шелковского выбор их языка невольно превращался из вопроса художественного в вопрос идеологический. Но сейчас крамолы в этой пластике не разглядеть. Разве что красоту — штуку по меркам актуального искусства почти диссидентскую.