Выставка современное искусство
В Государственном центре современного искусства (ГЦСИ) начался ежегодный фестиваль коллекций современного искусства. Его тема в этом году — "Коллекция художника", и первой публике предъявили выдающееся собрание Вадима Захарова. Приоткрытый архив концептуализма изучала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Большой зал ГЦСИ превратился в музей истории неизвестного науке революционного движения 1970-1990-х годов: листовки, прокламации, партийные программы, фотографии и тайные списки членов, пароли, явки. Самодельный блокнотик Юрия Лейдермана "Наша задача III" выглядит как сборник ленинских директив, выпавший из кармана арестованного подпольщика. Альбом "Кольцо КД" Андрея Монастырского с криптографией дат всех акций группы "Коллективные действия" нуждается в дешифровщике. А конспирологический рисунок Павла Пепперштейна "Поединок НОМЫ и Совриска", где НОМА (московский концептуальный круг) изображена как пирамида облаков "сияющей пустоты" в иконном ореоле славы, а Совриск (современное искусство) — как Змей Горыныч с головами "постмодернизм", "инсталляция", "арт-критика", "гомосексуализм" и другие ужасы, кажется планом боевых действий. Он снабжен обращением к "дорогому Вадику" с "убедительной просьбой никому никогда не показывать". Однако "дорогой Вадик" сдал всех.
Вадим Захаров предстает на выставке в своей главной ипостаси — архивариуса московского концептуализма. Его музейной ценности коллекция отличается энциклопедической полнотой, как и набор обложек для захаровского журнала "Пастор", заказанных всем концептуалистам по алфавиту, от Никиты Алексеева до Ивана Чуйкова. И она аранжирована самим коллекционером с безупречностью немецкого академического издания, притом что давно живущий в Германии автор был не сторонним наблюдателем, а участником и отчасти катализатором процесса. Издание это посвящено культуре сугубо нематериальной — московскому концептуализму младшего поколения, оставившему по себе не столько вещи, сколько слова.
Слов было много и тогда — в альбомах, комиксах, картинах-стенгазетах, описаниях акций, но стало еще больше теперь, когда архивные раритеты, понятные лишь узкому кругу посвященных, снабжены пространными объяснениями художников, как будто ветераны подполья дают показания в суде. Вещи же делались намеренно эфемерные, на бросовом материале: газеты, простыни, целлофан. Холст не натягивали на благородный подрамник, а сшивали лоскутным одеялом из десятка обрывков, как в историческом полотне Константина Звездочетова "Istr", где карикатурные французы с Наполеоном во главе покидают Россию, оставляя позади белое безмолвие посконины, напоминающее о лютости наших зим и "нулевом" пространстве Малевича.
То была программная нонспектакулярность. Дело, конечно, не в том, что с подпольщиками боролся КГБ (он действительно боролся), а посему продукты их художественной деятельности должны были быть зашифрованы, неотличимы от мусора и легко уничтожаемы, как хлебные чернильницы Ильича. Герои захаровского архива объединялись в террористические группировки — "Гнездо", "СЗ", "Коллективные действия", ТОТАРТ, "Мухоморы", "Медгерменевтика", "Чемпионы мира" — вовсе не затем, чтобы, взяв на вооружение разнообразные обэриутские методы, от веселого эпатажа до побегов в метафизику, подрывать устои официального искусства. Их мишенью оказался прежде всего сам нонконформизм с протухшим пафосом "духовки-нетленки", осточертевшим молодым хулиганам едва ли не больше, чем все постулаты социалистического реализма. Нонконформистская страсть к вечному и монументальному язвительно высмеяна в 36-метровом свитке-комиксе Никиты Алексеева "Краткая история современного искусства, или Жизнь и смерть Черного квадрата", занявшем своей бесконечной черной лентой половину зала.
В этой вечной войне отцов и детей доставалось и старшим концептуалистам-небожителям. Не обязательно быть допущенным в масонскую ложу высших градусов, чтобы понять, кого имеет в виду Юрий Альберт в рисунке "Кабачок", где портрет означенного овоща подписан фирменным кабаковским шрифтом, и от кого отталкивается Сергей Ануфриев в комиксе про Спутник, который, как Колобок от Лисы, не ушел от Черной дыры. Но сколько бы дети ни восставали против отцов, идею архива — столь блестяще реализованную Вадимом Захаровым — подарили им именно они.