В рамках Третьей Московской биеннале художник Спенсер Туник представит фотопроект Moscow Individuals на улицах Москвы с участием обнаженных моделей. Читатели "Огонька" могут увидеть эти фотографии первыми.
Современное искусство гораздо быстрее, чем в прежние времена, преодолевает временной отрезок от "полного неприятия" до "полного восхищения". Причем это касается не специалистов, но самых что ни на есть широких масс. Массовый потребитель — современные горожане Европы или Америки — в отличие от обывателя традиционного общества сам не прочь поучаствовать в чем-то скандальном, куда-то прыгнуть или во что-то раскрасить себя. Для "нового обывателя" это не просто нормально, а чуть ли не обязательно — часть жизненной концепции, так сказать. Философ Парамонов объясняет это тем, что людям все труднее — и при этом все важнее — заполнять свой досуг, которого становится все больше: поэтому они готовы к эксперименту над собой — и над сознанием, и над телом.
Американский фотограф Спенсер Туник, которого не все знают по фамилии, но сразу же вспоминают при фразе "это тот, который из голых людей делает фигуры", обрел свою порцию славы в середине 2000-х, когда его массовые композиции из человеческих тел попадали в рубрику "курьезы" куда чаще, чем в рубрику "новости культуры". Благодаря шокирующему визуальному эффекту (личный рекорд Туник поставил 6 мая 2007 года, когда сфотографировал 18 тысяч голышей на площади в Мехико), репортажи о работах Туника попадали даже на наши государственные телеканалы, с подтекстом "с жиру бесятся". Естественно, у нас вообразить такие флеш-мобы невозможно — представьте реакцию, например, Лужкова и ФСО, которым приносят заявку на проведение флеш-моба нагишом на Красной площади. Или представьте, что они согласились — еще не знаешь, что хуже. Такая "десакрализация" Москве пошла бы на пользу — однако Туник, бывавший здесь уже трижды, почему-то сам не захотел осуществить массовый проект. Пока, по крайне мере.
Возможно, Туник понял, что Москва, с размахом ее площадей и проспектов, рассчитана именно на массы. На колонны демонстрантов, на парады с участием военных и физкультурников. Фактически советская власть опередила Туника с его фигурами из тел лет на 60 — и, скажем, если устлать Ленинский или Кутузовский голыми телами десяти тысяч добровольцев, то получилась бы ретро-фотография "стиль Stalin", не более того. Послевоенная Москва словно была создана для монументальных полотен из народа, который Главный Художник мог поставить в такую позу и в эдакую, распихать по лагерям или по коммуналкам — в зависимости от настроения.
Словом, коллективный натюрморт из голых людей в Москве не так выгодно смотрелся бы; здесь гораздо интереснее конфликт индивидуума и имперского пространства. Тем более что с таких работ Туник в свое время и начинал — еще в 1990-е годы.
Туник всегда работает только с добровольцами — это его принцип: в награду модели получают лишь карточки за подписью мастера. Объявление о съемках вывешивают обычно на сайте Туника, люди в определенный день в определенном месте собираются, и происходит очередная историческая съемка. В Москве Туник формально ни с кем из властей даже не договаривался о съемках. Если не считать официального письма от Биеннале, которое, по словам российского продюсера Туника, ничем особо не помогло. Место съемки в Москве Туник также выбирал методом тыка (автобус с добровольцами и художником кружил по городу в течение двух дней) — просто указывал пальцем водителю, где остановиться. Дальше все быстро: аппаратура, реквизиты, 2-3 минуты на съемки — и все. Вопреки опасениям никаких особенных инцидентов не было, если не считать, что торговец фруктами, который поначалу согласился участвовать в арт-проекте, рассчитывая увидеть на своем лотке обнаженную девушку, но никак не юношу, осерчал на Туника, сочтя это оскорблением. Встреча с милицией произошла лишь раз — в районе улицы Александра Невского: бдительный жилец увидел из окна, как голая девушка обмоталась троллейбусными проводами, и вызвал наряд. Милиционеры, однако, попались добрые: посмотрели, хмыкнули и уехали.
Из добровольцев большинство — девушки. Катя Киселева, которая сидит верхом на синей матрешке, рассказала, что сама увлекается фотографией и хотела оставить "свой след в истории мастера". Она считает, что Туник своими работами напоминает о природном происхождении человека, который в городских условиях превратился в пазл. Ирина Антонова — девушка возле троллейбуса — студентка, будущий иллюстратор, также хорошо знакома с творчеством Туника: он, по словам Ирины, привлекает тем, что умеет смотреть на человеческое тело вне его недостатков. "Прилив адреналина как на американских горках, сердцебиение — но все-таки ничего страшного, и даже чувство освобождения" — так Ирина описывает свои ощущения от съемки. То, что троллейбус вдобавок еще и синий, воспетый Окуджавой, — создает дополнительный постмодернистский эффект.
Журналист Семен Кваша не собирался принимать участие в съемках — в редакции ему дали задание сделать интервью с Туником; когда его спросили, хочет ли он принять участие в съемке, он согласился — "это было что-то вроде опыта гонзо-журналистики" (когда журналист описывает собственный экстремальный опыт). "Москва — недружелюбный, агрессивный город, — говорит Семен. — Для защиты от агрессии одежда на человеке выполняет роль социальной брони — недаром все эти ботинки на толстой подошве, одежда в стиле милитари... Человеку кажется, что без этой брони он не выживет. И вдруг оказывается, что без этого не умирают, но начинают жить другой жизнью. Туник сказал мне потом, что в раздевании одновременно проявляется и уязвимость человека, но — и вызов, и его сила".
Голое тело человека, помещенное в пространство города, выявляет подлинную, скрытую суть этого города. И каждый город очень неожиданно реагирует на "тест Туника". Москва при "проявке" обнаружила, во-первых, отсутствие индивидуальности. Это странно, на первый взгляд: уж что-что, а узнаваемость Москвы, ее колец и бульваров-браслетов всегда признавали и друзья, и враги.
Между тем голый человек разоблачает, прежде всего, именно "столичность" Москвы. Обычный пейзаж города — вне Садового кольца и высоток — очень сер и убог, похож на все сразу и ни на что в особенности: голое человеческое тело лишь подчеркивает провинциальность нынешней Москвы. Петр Вайль назвал как-то стиль Церетели "сочинским" — и фото Туника это подтверждают: Москва сегодня — это в лучшем случае стиль провинциального приморского города, с большими художественными претензиями, но никак не подтвержденными материально. Сами же по себе голая девушка на бензоколонке или юноша на фруктах вполне вписываются в традицию народной эстетики — они напоминают татуировки или вывески у придорожного кафе с изображением русалки и подписью, допустим, "Валя". Разница между этим образом и реальной ужасающей матрешкой минимальна: эти вещи — синонимы, они из одного лексического ряда. Так что Туник произвел в данном случае то, что называется "масло масляное" — один китч усилил другим, типичная шутка в стиле постмодерн. Голый человек в Москве — это не столько вызов, сколько китч: человек в столице вообще смотрится лишним, он самодостаточному имперскому проекту в принципе и не нужен. Увы. Мы все тут лишние.
А вот что поразило Туника в Москве, так это отсутствие среди добровольцев пожилых людей. "Он долго возмущался, почему русские взрослые люди не считают свои тела красивыми и стесняются участвовать в его проекте", — говорит его русский продюсер. И это Туник пообещал исправить в свой следующий приезд. Он собирается устроить не просто флеш-моб, но пригласить именно людей всех возрастов. Несмотря на утопичность этой идеи, Туник прав в одном: необходимо, чтобы люди любили свое тело в любом возрасте, не только в молодости. Понятие "сексуальность", которое является двигателем торговли, сегодня стало уже синонимом дискриминации — потому что оно задвигает на задний план большинство людей, которые не отвечают нелепым стандартам красоты и возраста. Туник своими работами скорее борется с этой проклятой "сексуальностью", и участие множества разных людей в московском флеш-мобе произвело бы революцию в области толерантности.