Новым изданием вышли воспоминания "адвоката диссидентов" Дины Каминской. От того, что циничность советской судебной системы сегодня уже безвозвратно разоблачена, менее увлекательными "Записки адвоката" не стали, считает Анна Наринская.
Профессия адвоката с очевидностью предполагает наличие литературного дара. Так что удивляться писательской одаренности Каминской не приходится, но не отметить ее невозможно. Книга составлена как хорошая защитительная речь — от легкого к трудному, от уголовного процесса к политическим, начало текста рифмуется с концом. На первых страницах Каминская вспоминает, как 13 января 1953 года, в день, когда в газетах было опубликовано официальное коммюнике о заговоре врачей-убийц, она и ее муж "одни, в ярко освещенной комнате за празднично накрытым столом, молча подняли и выпили заздравный бокал...". "13 января — это день моего рождения,— читаем дальше.— Мы ждали друзей. Наступил вечер. Но ни один человек — буквально ни один — к нам не пришел". В конце книги речь идет о том, как в 1968 году адвоката Бориса Золотухина, защищавшего Александра Гинзбурга на известном политическом процессе Галанскова, Гинзбурга, Добровольского и Лашковой, исключали из коллегии адвокатов. Перед голосованием, которое должно было решить профессиональную судьбу Золотухина, Каминская, защищавшая на том же процессе Юрия Галанскова, обратилась к членам президиума: "Я обращаюсь к ним по именам и прошу только об одном: дать мне — участнице процесса — рассказать о речи Золотухина, которую они не слышали. Ни один из них не произнес ни слова, ни один не поднял головы, не посмотрел на меня". Отражение практически зеркальное: от позднего Сталина к раннему Брежневу. Правители меняются, люди — нет.
Дина Каминская писала "Записки" в эмиграции — в 1977 году ее и ее мужа, тоже адвоката, Константина Симиса заставили уехать из СССР. Книга, законченная в 1982 году, тогда, конечно же, больше всего была интересна как подробный отчет о циничном устройстве советской судебной системы и свидетельство беззаконий советской власти вообще.
Сейчас те, кто хотел, знают и о том и о другом практически все, так что интереса, во всяком случае жгучего, эти вопросы уже не вызывают. А книга Каминской как раз вызывает.
Происходит вот что: после того как правозащитная тематика перестала оттягивать на себя все без остатка внимание читателей "Записок", стало видно, что это — отличная юридическая проза (определим ее так), да и вообще практически триллер. Сними кто-нибудь умный по этому произведению сериал, создатели популярных американских "адвокатских" многосерийных телефильмов вроде "The Practice" ("Практика") и "Boston Legal" ("Юристы Бостона") стояли бы в сторонке и нервно курили.
В "Записках" есть все, что нужно,— привлекательная, харизматичная героиня, запоминающиеся образы судей и подсудимых, а также набор дел, в которых адвокат вынужден играть практически роль следователя.
Значительную часть своей книги Каминская посвятила делу мальчиков — процессу, прогремевшему после того, как Ольга Чайковская написала о нем в "Литературной газете" статью под названием "Признание".
В июне 1965 года в пруду писательского поселка Переделкино было найдено тело 15-летней школьницы из соседней деревни. Розыск преступников затянулся, и жители поселка обратились в ЦК КПСС. Там откликнулись — дело было "взято на контроль", и практически сразу же были арестованы двое одноклассников убитой, которые вскоре признались в изнасиловании и убийстве. Одного из этих мальчиков защищала Дина Каминская.
Так как именно следователь выбил из мальчиков признание, Каминской приходилось проводить самостоятельные изыскания. Она находила свидетельства ложности, сфабрикованности доказательств виновности мальчиков и потом эффектно предъявляла их на суде. Скажем, всем свидетелям, принимавшим участие в следственном эксперименте, она задавала одинаковый незначительный вроде бы вопрос: "Укажите день и время, когда вы участвовали в следственных действиях". Так она смогла доказать, что эксперимент проводился незаконно: вместо того чтобы работать со свидетелями поодиночке, их собрали в Одинцовском отделении милиции и правду выясняли "большинством голосов". "Тут я заметила, что всегда бледное лицо судьи покраснело",— пишет Каминская.
Правда, на политических процессах судьи в аналогичных обстоятельствах не краснели. Во время суда над участниками акции протеста против ввода советских войск в Чехословакию Каминская всем свидетелям, которые, по их словам, случайно проходили по Красной площади и видели, как буянили демонстранты, задавала один и тот же простой вопрос: "Сообщите суду место вашей работы". И каждый раз судья говорила: "Вопрос снят. Можете не отвечать". Если бы эти свидетели все же дали ответ, он был бы всякий раз один и тот же: "Воинская часть N 1164".
Участь демонстрантов адвокатам, конечно, облегчить не удалось (Каминская отлично сознавала, что, участвуя в политических процессах, участвует в фарсе, и приходила в отчаяние от своей беспомощности). Но признавшиеся мальчики были оправданы (после двух кассаций). Это чередование предопределенных поражений и выстраданных побед придает "Запискам" особый драматизм. Точно — отличное получилось бы кино.