Классика с Михаилом Трофименковым

"Сказки Манхэттена"

Приключения предмета, скажем, монетки или, как в новелле Роберта Льюиса Стивенсона, волшебной бутылки, переходящей из рук в руки,— сюжет достаточно распространенный и в литературе, и в кино. Фрак из фильма Жюльена Дювивье, классика "поэтического реализма", бежавшего в Голливуд из оккупированной немцами Франции, больше всего напоминает шагреневую кожу из романа Оноре де Бальзака. В каждой из шести новелл фильма он скукоживается, становится все менее и менее презентабельным. Его дырявят пулями, он лопается, натянутый на тушу дирижера Смита (Чарльз Лоутон), его латают лишь для того, чтобы он, словно разорившийся аристократ, спускался все ниже по социальной лестнице, которая наверняка существует не только в мире людей, но и в мире вещей. В первой новелле в нем щеголяет известный актер, герой-любовник и на сцене, и в жизни. В шестой, финальной, он сгодится лишь на то, чтобы отпугивать ворон от поля нищей, но веселой негритянской семейки.

Сочинить целую жизнь фрака от рождения, то есть пошива, до, так сказать, смерти, оказалось не под силу одному автору. Над сценарием работали 14 человек, включая не указанного в титрах Бастера Китона, ушедшего из кино, но поделившегося секретами своего невозмутимого, стоического юмора, основанного на извечной войне человека с неодушевленными предметами. В списке сценаристов — громкие для своего времени имена. Легендарный Бен Хект, сочинивший "Лицо со шрамом" и "Первую полосу". Классик венгерской детской литературы, бежавший от антисемитов Ференц Молнар. Алан Кэмпбелл, муж легендарной журналистки Дороти Паркер, один из персонажей трогательного фильма Алана Рудольфа "Миссис Паркер и порочный круг" (1995). Дональд Огден Стюарт, будущая жертва маккартизма, гордо удалившийся в пожизненное изгнание в Англию. Столь же блистателен и актерский состав: десяток голливудских звезд первой величины, от Риты Хейуорт и Джинджер Роджерс до Шарля Буайе, Генри Фонды и Эдварда Робинсона.

Каждая новелла, за исключением негритянской, слащавой и фальшивой,— законченный шедевр. Но требовалась галльская легкость Дювивье, чтобы сплавить их в одно целое, мастерски дозируя гэги и патетику, сантименты и светский комизм. С каждым эпизодом фильм становится все более и более американским. Это как-то связано с деградацией фрака. Наверное, потому, что высший свет во всем мире космополитичен, а бедняки в каждой стране бедны по-разному. Стремительная пикировка между мужем (Томас Митчелл) и любовником (Буайе) или между невестой (Роджерс) и лучшим другом жениха (Фонда) завершится выстрелом или уморительной сценой соблазнения, но разыграться может хоть в Лондоне, хоть в Париже. Зато явление спившегося и бездомного Ларри (Робинсон), которому вся улица приводила фрак в божий вид на встречу выпускников,— это уже Америка с ее замкнутыми братствами универсантов. И совсем окончательно плутовской дух посконной и доверчивой американской провинции правит бал в построенной на нехитром, но неотразимом гэге новеллы о жулике Лазарусе (Эдди "Рочестер" Андерсон). Бродячий проповедник трезвого образа жизни невзначай напоил до чертиков достопочтенных граждан целого городка кокосовым молоком. Впрочем, с понижением социального статуса героев фрак все больше и больше напоминает доброго волшебника, жертвующего то пуговицами, то фалдами, чтобы доставить им радость.

"Черная луна"

Все вообразимые гражданские войны — классовые, религиозные, этнические — завершились с нулевым счетом. На Земле бушует самая последняя гражданская война. Последняя, поскольку победа любой из сторон означает конец человечества. На блокпостах истеричные солдаты под непрерывную канонаду расстреливают женщин — это война между полами. Лили (Кэтрин Харрисон), ускользнув от облавы, спасается бегством в полях. Цветы стонут под ее ботинками, но это не удивляет ее, как не удивлял Алису кролик в жилетке, опаздывающий на прием к королеве. Лили тоже встретит свою королеву — старуху (великая немецкая актриса Тереза Гизе, игравшая в театре Бертольта Брехта), владеющую языком крыс. И это только начало фильма, обрушивающего на зрителей непрерывный, но ничуть не утомляющий поток галлюцинаций. Вальяжный единорог, бросающий в лицо героине: "Ну ты, маленькая мудила". Змея, свернувшаяся в комоде. Кусок сыра, кишащий насекомыми, как кишела муравьями рука с зияющим отверстием в "Андалузском псе" (1928) Луиса Бунюэля. Орел, слетающий с индийской картины и рассеченный саблей эфеба, сыгранного Джо Далессандро, актером-иконой Энди Уорхола. Инцестуальная пара, брат (Далессандро) и сестра (Александра Стюарт), сходящиеся в смертельной дуэли, в которую превращается игра в индейцев.

Но самое безумное в этом фильме — не единорог, которого Лили кормит грудью, а имя режиссера: "Черную луну" снял Луи Маль, только что разгневавший французскую общественность "Лакомбом Люсьеном" (1974), клинически точным портретом юного дикаря, пошедшего на службу в гестапо. Вообще-то с середины 1960-х годов европейские режиссеры той или иной степени левизны, от Жан-Люка Годара до Лилианы Кавани, снимали притчи о конце — если не света, то цивилизации. О Войне, Сексе, Власти, Мужчине, Женщине: все — с большой буквы, да так, что эти большие буквы буквально вдавливали зрителя в кресло своей императивностью. Маль же снял "Черную луну", когда утопический пыл 1960-х уже угас. Но этот фильм останется в истории кино если не как главная, то как одна из главных притч эпохи. Притом что именно от Маля такого кино никто ожидать не мог. Хотя он был, безусловно, человеком левых убеждений и даже поучаствовал в срыве Каннского фестиваля в мае 1968 года, успел получить в Париже полицейской дубинкой по голове, а к абстрактному притчевому пафосу он был отнюдь не склонен. Маль — режиссер трезвого, может быть, холодного взгляда, точных деталей, умения понять человека, какие бы безумные или подлые поступки он ни совершал.

Притчи иных режиссеров тех лет, как правило, умозрительны. "Черная луна", при всей абстрактности сюжета, не придумана, а увидена. Нет причин заподозрить Маля в лукавстве, когда он говорит, что "Черная луна" родилась из навещавших его снов, которые он в какой-то момент стал записывать. Да, конечно, это реализация исповедовавшегося сюрреалистами 1920-х годов принципа "автоматического письма". Маль как искушенный профессионал прекрасно понимал, что этот принцип находится в вопиющем противоречии с самими основами киноиндустрии. В интервью он словно оправдывался: так получилось, приснилось, потом я собрал персонажей снов вместе, а что, нельзя? Сюрреалисты декларировали "автоматическое письмо", но на практике, скорее, играли в него. Но это не исключает того, что кто-то, как Маль, действительно обладает столь сильной художественной волей, что сконцентрирует свои сны в законченное произведение искусства.