Защита лужи
Андрей Рябушкин в Русском музее
рассказывает Ольга Лузина
В конце XIX века многих художников привлекала русская старина. Суриков искал в ней трагическое, Нестеров — монашескую благость, Васнецов — былинно-сказочное. На фоне печальных стрельцов, просветленных отроков и зачарованных аленушек-иванушек живопись Андрея Рябушкина (1861-1904) кажется археологически и этнографически точной иллюстрацией русской жизни XVI-XVII веков. Если боярыня, то набеленная и насурьмленная, в рогатой кике. Если церковь, то с яркими фресками на манер ярославских и пестрой толпой. А уж если улица, то с потемневшими избами и непролазной грязью. Его любят школьные учителя: одежда и обстановка переданы с любовной дотошностью, охабень с опашнем не перепутаешь, характеры и взаимоотношения налицо, философскими обобщениями не перегружено, да и православный акцент полезен.
Рябушкин родился в семье крестьянина-иконописца, попал в Москву счастливо-случайно. Не закончив худучилище, поступил в Петербург, в Академию художеств. Шел на медаль, но за месяц до диплома вместо "Распятия" написал "Снятие с креста", и Совет, возмущенный самовольной сменой темы, лишил его "золота", а с ним и пенсионерской поездки за границу. И хорошо, а то получился бы очередной символист-декоратор. Выпускнику пришлось ездить по старинным русским городам, он знакомился с русскими антиками в местах их поверхностного залегания и потому писал максимально прямо. В его живописи и журнальной графике празднуют свадьбу, гуляют, водят хороводы, пьют чай, ходят в церковь, встречают гостей — без реформ и трагедий, в бытовой обстановке, приближенной к мирной, и в колорите, жизнерадостном до импрессионизма. Верил Рябушкин в красоту народа с его обычаями и в его душевное здоровье.
В картине "Семья купца в XVII веке" (1896) он воссоздает стилистику парсуны, нерелигиозного портрета допетровской эпохи. Персонажи расположены фронтально, смотрят "в кадр", цвет локален и декоративен, много красного, — но стремление показать разом все вариации нарядов превращает парсуну в этнографическую выставку. Легкое домашнее платье девочки, не предназначенное для посторонних глаз, и голые ноги мальчика контрастируют с роскошным теплым опашнем (женское пальто в пол с огромными пуговицами) старшей дочери и с подбитым мехом охабнем (мужское пальто без рукавов) на купце. Лица, накрашенные или нет, намеренно незначительны — Рябушкин, по его словам, писал "типы главных слоев общества XVII века" и планировал создать образы боярина с семьей, царя с семьей. В картине "Едут!" (1901) три стрельца сдерживают напор москвичей, глазеющих на прибытие иностранного посольства, — и тоже представляют разные национальные типажи: сероглазый русич с бородой и характерным румянцем на щеках и носу, темпераментный черноокий молдаванин с серьгой в ухе и смуглый горец с крученым усом и горящим взглядом. Этнографический интерес живописца доходит до того, что масштабное полотно "Московская улица XVII века в праздничный день" (1895) выглядит посвящением российской дорожной беде: персонажи сближены богато писанной грязью, почти слышно, как она чавкает под ногами и копытами. А на первом плане "Свадебного поезда в Москве XVII века" (1901) привольно раскинулась хлюпкая проталина. Здесь бытовая среда по-символистски наделена голосом и создает ощущение сиюминутного присутствия прошлого. Объяснить школьникам этот символизм будет посложнее, чем перечислить васнецовских богатырей.
Русский музей, с 16 июля