комментирует Дмитрий Ренанский
Кто такой Василий Бархатов? А, это тот, которому двадцать пять лет. И только потом — тот, что поставил в Мариинке пять опер подряд и дважды номинировался на "Золотую маску" (правда, пока не дали). То есть сначала человек, потом режиссер. Образ Бархатова возникает из слияния разных социальных типов, причем возникает не без его участия.
У Бархатова эффектная эльфийская внешность — худющий блондин в рваной челке. Он выучился в лучшем профильном вузе страны, его охотно приглашают в главные театры и первым (или все-таки вторым?) из отечественных оперных режиссеров узнают в лицо. Он позирует для светских фотографов, заседает в жюри Нацбеста, выступает в "Б1" со Шнуром и Стасом Барецким. В контексте профессии Бархатова его светская активность дело неслыханное; она, однако, закономерна, таков его вклад в болезненную авторизацию русского оперного театра. Этот театр должен знать режиссера в лицо — пусть с помощью глянца, пусть даже так, как знают в лицо врага.
Смена имиджа — из человека в режиссера — должна бы происходить в театре. Но для Бархатова и в театре сначала человек, а потом уже опера. Его спектакли замкнуты на частных эмоциях и переживаниях и порой избыточно психологичны. В опере он упорно ищет человека, пусть ради этого придется жителей "Москвы, Черемушек" отправить на Луну, фигурантов "Бенвенуто Челлини" втиснуть в ювелирный магазин, а Отелло затерять в портовой толпе. Лучше всего у Бархатова получились как раз те спектакли, где он не скован собственной свободой и где действию не слишком довлеет концепция: там он может включить свой мощный симулятор реальности.
Бархатов выпускник мастерской Розетты Немчинской в РАТИ-ГИТИСе — ее заканчивали Дмитрий Бертман, Георгий Исаакян, Дмитрий Черняков. Бархатов не столь радикален, как они. Бертману или Чернякову, начинавшим внедрять режиссерский театр, приходилось маркировать свои намерения постановочной экстремальностью. А Бархатов художник новой формации, ему есть на что и на кого опереться, поэтому не обязательно быть революционером. Для послереволюционного обустройства у Бархатова все есть — и превосходная школа, и практическое владение канонами западноевропейского театра.
Профессиональная даже не закалка, а закаленность позволила Бархатову выдерживать невиданный спрос на себя. (Он не спадает последние годы: дебюты Бархатова пришлись на период кадрового кризиса в оперной режиссуре.) Нужна колоссальная воля, чтобы безвылазно провести два года в застенках одного театра, особенно если театр Мариинский, а тебе двадцать с небольшим лет. Бархатова считают оперной надеждой — а он, выпустив "Братьев Карамазовых", снимает последний клип для группы "Ленинград" и пляшет в первом видео группы "Рубль", ставит читку на "Новой драме". Теперь вот взялся инсценировать мюзикл Мишеля Леграна.
Выпускаемые в музыкальном театре "Карамболь" "Шербурские зонтики" выполнены в формате мюзикла: сугубо коммерческом, расчитанном на массовый (и кассовый) успех, не признающем телячьих нежностей психологического театра. Но с бродвейской моделью "Зонтики", этот последний всплеск "новой волны" французского кино, не имеют почти ничего общего. Работа на станции техобслуживания, служба в галантерейном магазине, уход в армию и беременность, опоэтизированная бытовуха, раскрашенная в анилиновые цвета проза жизни, — такой материал идеально подходит Бархатову. Крупнейший отечественный сценограф Зиновий Марголин, не только постоянно работающий во МХАТе и в Мариинке, но и делавший, например, декорации для печально известного "Норд-Оста", в очередной раз подставляет младшему коллеге плечо и сооружает новый суперсложный трансформер: декорация будет компенсировать невозможный в театре эффект киномонтажа.
Русскую версию оригинального сценария Жака Деми заказали авторам текста русскоязычной версии мюзикла "Метро", ни либреттисты, ни режиссер не собираются принципиально изменять сюжет "Зонтиков". Между тем, по заверениям создателей спектакля, история получилась абсолютно современной — что, строго говоря, вполне неожиданно: сколько со времен "новой волны" 1960-х воды утекло, уже и не упомнишь. Тут, вероятно, пригодилось редкое умение Бархатова и Марголина делать рассказываемую историю совершенно вневременной, без всякой исторической конкретики, при этом не утрачивая эмоциональности.
В остальном стоит ждать привычных у Бархатова неожиданностей. Он вообще сумел к ним приучить. Молодость, почему-то возмутительная для некоторых, скоро пройдет, а Бархатов останется заметным и после. Дайте только срок.
Театр им. Ленсовета, с 3 по 5 июля, 19.00