премьера / оперетта
В Киевском академическом театре оперетты воскресили легендарную постановку "Сорочинская ярмарка" Алексея Рябова. Вопреки первоначальной ставке на осовременивание материала, в итоге спектакль получился довольно традиционным. Но игра актеров и звучание оркестра исключили из числа обычных спутников традиционности скуку, считает ЛЮБОВЬ МОРОЗОВА.
Оперетту "Сорочинская ярмарка" харьковский композитор Алексей Рябов в содружестве с либреттистом Леонидом Юхвидом написал еще в 1936 году. Двумя годами позже они выдали знаменитую "Свадьбу в Малиновке", сюжет которой лег в основу известной экранизации. Однако музыку Рябова в Москве сочли слишком националистической, доверив создание саундтрека генерал-майору Борису Александрову.
"Сорочинка" на пути к более яркой "Малиновке" была этапным произведением, в котором украинская мелодика поставлена на прочный фундамент популярной песни: композитор явно осторожничал, опасаясь обвинений в антинародности и формализме. Поэтому весьма логичным было стремление режиссера-постановщика нынешней премьеры Бориса Струтинского обновить музыкальный материал спектакля.
Честь разбавить музыку ветерана украинской оперетты собственными сочинениями досталась молодому композитору Богдану Кривопусту, который создал шесть пьес-номеров. Однако новый материал никак не коррелировался со старым, поэтому в итоге постановщики сохранили лишь пару страниц из вороха партитурных листов. Рябова тем не менее наедине с собой не оставили, вплетя в его музыкальную канву "Ночь на Лысой горе" Модеста Мусоргского и многочисленные обработки народных песен, на исполнении которых приглашенный дирижер-постановщик, руководитель Оркестра народной и популярной музыки Национальной радиокомпании Украины Святослав Литвиненко, давно собаку съел.
Премьеру репетировали долго и начистили до блеска, а актеры настолько вжились в роли, что позволяли себе мелкие шалости. Так, Сергей Бондаренко, игравший поповича Афанасия Ивановича, изображая одухотворенного любовника, приподняв полы рясы, пританцовывал и забрасывал рушник на шею, прозрачно намекая на шарф Остапа Бендера. Его пассию Хиврю Людмила Бельская исполняла так, что в зале то аплодировали, то охали и ахали. Обладательница завидных пышных форм, она покачивала бедрами и укладывалась на бутафорское дупло в позах, подсмотренных, кажется, в жарких фотосессиях для мужских журналов. Помимо визуальных эффектов, артистка мастерски владела голосом, забрасывая его в диапазонные крайности и доводя до уровня шедевра потоки распевной народной "сварки".
Несмотря на очевидную установку на традиционность, и актеры, и постановщики то и дело пытались перейти на символы при помощи неожиданных эффектов освещения, чередования народных танцев с балетом языков пламени и выхода в сцене лирической кульминации II действия девушки в белой одежде и с отрезом белой ткани, олицетворявшей, надо полагать, чистую любовь и скорую свадьбу. Однако, не рискнув перевести символы в область условностей, постановщики остановились на позиции "ни нашим ни вашим", оставив зрителя в легком недоумении. Откуда, в свою очередь, публику выводил оркестр: даже обычно ленивые струнные в этот раз играли так, словно на кону стояло нечто ценное.