Ракурс
Несколько лет назад тогдашний посол Украины в Стокгольме пожаловался в разговоре с двумя журналистами на странности менталитета шведов. Мол, каждый из них с детских лет знает о Полтавской битве, но никто не хочет Полтаву посетить. Туристы упорно обходят ее стороной. "Конечно, есть две проблемы, которые мы пытаемся решить,— рассуждал украинский полпред.— Железнодорожная станция под Полтавой называется Шведская могила, не очень-то приятно, скажем, стокгольмцам на ней выходить. Да еще вот дедок помер, который прекрасные "народные" сувениры для музейного магазина делал. Остальные местные пьют, им не до корзинок и веников. Станцию вот предлагаем переименовать, в Раде с этим делом работаем, а производство сувениров, думаю, можно и в Швеции наладить".
С тех пор все осталось по-прежнему. Станция не получила более политкорректного названия, поток качественных рушников и лаптей не захлестнул сувенирные лавки Полтавы, а массовый турист из северного королевства так и не двинулся на место знаменитой битвы.
Рискну предположить, что шведского паломничества в Полтаву никогда не будет. Зачем ранить душу столкновением с грубой исторической реальностью? Ведь это сражение в шведском сознании давно приобрело метафизическое значение, имеющее мало общего с поражением в конкретной битве.
Шведская метафизика
Толчок к трансформации разгрома в моральную победу, объединившую нацию, был дан в мае 1862 года. До Стокгольма докатилась новость о том, что император-либерал Александр II, демонстрируя Европе свое миролюбие, отменил все прежние празднования побед русского оружия. Исключение было сделано лишь для Полтавского сражения как определившего судьбу страны. Шведское общество взбунтовалось. "Петербург решил публично унизить Швецию!", "Русские готовятся воевать с нами!"-- кричали газеты. Полководцем нового "полтавского сражения", развернувшегося в прессе, стал главный редактор рабочей газеты "Афтонбладет" Август Сульман, призвавший нацию сплотиться вокруг памяти Карла XII и героев, павших под Полтавой. Публицисты под предводительством Сульмана взялись за выполнение грандиозной задачи: требовалось полностью "переформатировать" мозги обывателей, которым прежде внушалось, что Карл XII был кровожадным авантюристом, принесшим Швеции одни страдания, а полтавский разгром стал заслуженной карой этому хладнокровному убийце. Эта точка зрения возникла вскоре после гибели короля в 1718 году во время его последнего завоевательного похода — на сей раз против Норвегии. Карл XII вел рекогносцировку позиций противника, осажденного в крепости Фредрикстен, когда раздался одинокий мушкетный выстрел. Пуля попала монарху в висок, смерть была мгновенной. Вскоре поползли слухи, что короля прикончили свои. И простые люди, и аристократия устали от бесконечной череды войн. Страна обнищала и обезлюдела, в армию призывали уже 15-летних подростков. Шептали, что Карла XII убили медной пуговицей, срезанной с его кафтана (в народе верили, что король заговорен, прикончить его можно лишь предметом, принадлежавшим ему самому).
Как бы то ни было, само существование версии об убийстве монарха своими свидетельствует о том, что нация испытывала к нему по меньшей мере сложные чувства. Неудачные войны, которые Швеция вела со второй половины XVIII века против России, завершившиеся потерей Финляндии в 1809 году, сделали фигуру Карла XII ненавистной в либеральных кругах. Ведь он был символом провалившейся политики реваншизма, которую проводила так называемая партия "шляп", объединявшая дворян и военных. Противниками воинственных "шляп" были миролюбивые "колпаки", представлявшие в основном крестьянство. Второе название пошло от сочетания "ночные колпаки" — по мнению "шляп", эти головные уборы трусливые сторонники мира с Россией предпочитали рыцарским шлемам.
Декрет императора Александра II изменил расстановку сил в шведской политике.
Король Карл XV (внук наполеоновского маршала Жана Батиста Бернадота, взошедшего на шведский престол в 1818 году под именем Карла XIV Юхана) стремился продолжать линию своего деда на сотрудничество с Россией и демонстративно отказался присоединиться к хору подданных, прославлявших его воинственного предшественника. Но даже глава государства не смог остановить умело направляемый газетами поток народного восхищения павшим королем-героем! Поражение под Полтавой было названо победой духа. Цивилизованная Европа, представленная одной лишь Швецией, как уверяли властители дум обывателей, пыталась остановить в украинских степях наступление на запад русского варвара.
"Под Полтавой была сделана попытка воплотить в жизнь важную политическую идею, имеющую гигантское значение для мирного развития Европы. Потребовалось более 100 лет, чтобы эта идея вновь могла пустить ростки. Наш восточный сосед решил вычеркнуть из календаря все празднества, посвященные своим военным успехам, кроме победы под Полтавой. Так давайте же и мы будем отмечать этот день, но не как день печали и не как вызов, но как дань восхищения шведами, которые своими смертями и пленом продемонстрировали верность этой великой идее",— манифест с этими словами опубликовала на первой странице "Афтонбладета" накануне устроенного 9 июня 1862 года в Стокгольме Дня памяти Полтавы. Столичную инициативу подхватила провинция, где также прошли торжества по случаю "героической попытки Швеции спасти Европу".
Король и правительство не хотят чествовать Карла XII и Полтаву? Тогда это сделает простой народ! По всей стране был объявлен сбор средств на возведение памятника Карлу XII.
Август Бланше, один из авторов манифеста в "Афтонбладете", обратился к Карлу XV за разрешением на возведение монумента. Монарх не постеснялся в выражениях, отчитав возмутителя спокойствия: "Ты мнишь себя королем черни, но я — истинный король. Посмотрим, чей голос значит больше".
Швеция в середине XIX века была конституционной монархией, в которой главную скрипку играл парламент. Народные избранники под давлением общественности склонились к мнению Бланше и компании. 30 ноября 1868 года, в день смерти Карла XII, в Стокгольме был установлен памятник "Северному льву", отлитый на народные деньги. Из двух проектов (король, наступив на захваченную русскую пушку, устремляется в атакующем порыве с обнаженной шпагой на восток, и Карл XII спокойно стоит, держа в правой руке опущенную шпагу и указывая на восток невооруженной левой рукой) победил менее воинственный, но несущий ту же смысловую нагрузку: опасность для шведских и европейских либеральных ценностей грозит со стороны России.
"Северный лев" и правая идея
Открытие монумента стало редким и последним проявлением единства правых и левых, бывших "колпаков" и "шляп", спаянных порывом патриотизма и ненависти к России. Лучшие места на передних рядах скамеек, поставленных возле памятника и отведенных для почетных гостей, как выяснилось, были закреплены за "правыми". "Левые", в том числе группа подписантов из рабочей газеты "Афтонбладет", оказались на галерке. Инициаторы чествований были взбешены пренебрежением к их заслугам, присвоенным политическими противниками. Это была изощренная королевская месть — Карл ХV лично расписывал места на пригласительных билетах.
С тех пор медленно, но верно Карл XII стал переходить "в собственность" правых кругов. Логическим завершением процесса "передела собственности" стало превращение 30 ноября в день манифестации неонацистов, во время которой на процессию чернорубашечников, славящих "Северного льва", обрушиваются с кулаками и палками анархисты и прочие левофланговые радикалы.
Тем не менее основная масса шведов по-прежнему живет под идеологическим колпаком, сооружение которого началось в мае 1862 года. Позднее с регулярным постоянством возникали рецидивы болезненной любви к Карлу XII и Полтаве как месту борьбы добра и зла. Часто подобные всплески были ответом на те или иные события в России. Поистине анекдотическая история приключилась с работой художника Густава Седерстрема, картиной "Траурная процессия с телом короля Карла XII", на которой изображена группа оборванных солдат, несущих по горной тропе в Норвегии носилки с телом павшего монарха. Седерстрем написал свою картину во Франции и представил ее на Парижской всемирной выставке 1878 года. Никто из шведов после окончания выставки не захотел приобрести творение Седерстрема. Покупателем стал великий князь Константин Константинович, украсивший этой работой один из залов своего дворца в Санкт-Петербурге. Известие о "неслыханном унижении" всколыхнуло всю Швецию. Россия решила повторить Полтаву! Тут же был объявлен сбор средств, художника уговорили написать точную копию картины во имя спасения национальной чести. Заказ был выполнен, правда, с некоторыми изменениями: солдаты-брюнеты сменились блондинами. Ведь на этот раз поклонник сурового реализма Седерстрем воспользовался услугами не французских, а шведских натурщиков. Копия пополнила собрание Национального музея в Стокгольме, а каждый уважающий себя патриот счел своим долгом повесить дома типографский оттиск картины. Окончательно шведы утешились лишь в 1917 году, когда большевики, разграбившие дворец великого князя, по дешевке уступили Стокгольму подлинник "Траурной процессии", который уехал в музей второго по значению шведского города — Гетеборга.
Что же касается давнего манифеста, опубликованного в "Афтонбладете", то он был впоследствии основательно доработан и развит представителями так называемой новой исторической школы, исписавшими тонны бумаги о национальной объединяющей роли Карла XII и Полтавы. Ученые мужи пришли к выводу, что Швеция развила свою демократию как оружие в моральной битве с Россией, в которой шведы одержали победу.
"Битва под Полтавой и последовавшая за ней капитуляция означали решительный перелом в войне. Заключенный позднее мир положил конец шведскому великодержавию и одновременно (а может быть, и в первую очередь) возвестил о рождении в Европе новой великой державы — России. Этому государству предстояло расти и становиться все могущественнее, а шведам оставалось лишь учиться жить в тени этого государства. Шведы покинули подмостки мировой истории и заняли места в зрительном зале",— пишет в эпилоге своей документальной книги "Полтава" шведский ученый Петер Энглунд.
Это взгляд историка, который многие соотечественники Энглунда, однако, разделяют лишь отчасти. Для них Полтава стала началом пути "внутреннего сосредоточения" страны, отказавшейся от внешнеполитических амбиций и занявшейся самосовершенствованием. Негласное соревнование с Россией в сфере жизнеустройства идет до сих пор. Для нас сведения о том, что шведы обладают самой большой продолжительностью жизни в мире, что в этой стране нет бедных и самая низкая на планете детская смертность — лишь достойные уважения и подражания факты биографии соседней страны. Для шведов они — свидетельства победы над Россией в незримой "моральной Полтаве". Ехать в настоящую, физическую Полтаву им совсем ни к чему.