"Оружье свое на зерни проигрывают"
С давних времен самые вредные привычки человечества превращались в верный источник доходов для казны любого государства. К примеру, для эксплуатации тяги православного люда к спиртному Московское царство обзавелось кабаками и прочими питейными заведениями, что на долгие годы сделало продажу водки основной статьей государственного прибытка. При этом считалось, что с пристрастием благородных людей и простолюдинов к табакокурению и азартным играм государственные мужи боролись сурово и беспощадно, искореняя это зло, как и положено в христианской стране.
Однако на самом деле все было не так. Табак на Русь, например, стали ввозить задолго до Петра I, который лишь начал усиленно насаждать его употребление и взимать в казну немалые подати с его продажи. А азартные игры использовались в качестве источника государственных доходов еще во времена первого Романова — царя Михаила Федоровича.
Оскудевшая после Смутного времени держава остро нуждалась в деньгах, и потому на откуп всем желающим отдавались любые промыслы, лишь бы соискатели соглашались заплатить за пользование ими вперед. При этом откупщик промысла получал исключительные права на его ведение в оговоренной с приказными дьяками местности, что отмечалось в выдаваемой грамоте. Так, "торговый немчин" И. Бернар получил в Нижнем Новгороде исключительное право торговать уксусом.
Откупа на азартные игры отличались от прочих лишь тем, что за соблюдением своих исключительных прав было достаточно сложно уследить. Русские люди повсеместно играли на деньги в карты, в шахматы и метали кости, именовавшиеся на Руси зернью. В отличие от позднейших времен, игроки пользовались не только кубиками, на гранях которых вырезались соответствующие цифрам лунки. В ходу были и кости с черными и белыми гранями, и после бросков шести зерней разом подсчитывали, у кого больше выпало граней оговоренного цвета.
Не менее азартным занятием считался и "яичный бой", где игроки били куриным яйцом по яйцу противника и победителем выходил тот, чей игровой инструмент не раскалывался. При этом ставки порой оказывались столь велики, что простолюдины проигрывали в "яичный бой" скотину, утварь и дома. Однако волновало это главным образом землевладельцев, чьи крестьяне ударялись в игорный азарт и спускали все подчистую. Так, в начале XVII века настоятель Ипатьевского монастыря предписывал приказчикам унимать заигравшихся землепашцев и, если увещевания и наказания не помогают, прочно их запирать — видимо, чтобы оградить от их тлетворного влияния остальных деревенских жителей.
Вот только обложить какой-либо данью всех играющих подданных московских царей не представлялось выполнимым. И потому желающих взять на откуп азартные игры долго не наблюдалось. Однако блюстители пополнения государственной казны были непоколебимы в своем желании извлечь из азарта прибыль. Они буквально навязывали "зерновой суд" — откуп на проведение игр — тем, кто желал получить "кабацкой суд" — право на открытие кабака. Власти справедливо полагали, что, выпив, человек охотнее начнет играть и проиграет значительно больше. А держатель откупа получит доход в виде платы за каждый кон игры. Не меньшие деньги приносило кабатчикам и право ведения долговых и кабальных записей, которые делались в том случае, когда проигравший не мог заплатить наличными. По взыскании долга кабатчик получал с него процент за подтверждение правильности суммы и, в свою очередь, уплачивал подать в казну.
Год от года суммы, получаемые с "бражного и зернового суда", неуклонно росли. Так, если в 1617 году откуп на кабаки и азартные игры был сдан в Нижнем Новгороде за 17 руб. в год, то 9 лет спустя откупщики внесли в казну уже 200 руб. А в сибирском городе Тары один откуп на азартные игры, без спиртного, принес в 1620 году 30 руб.
Правда, у этой доходной статьи бюджета обнаружилась и изнаночная сторона. В том же Нижнем число игроков и любящих выпить оказалось, как и их финансовые возможности, не бесконечным. Уже к 1628 году откупщикам стало не под силу вносить требуемые две сотни рублей в год, и они начали отказываться от выполнения своей трудной обязанности, а воеводы — принуждать откупщиков к ее выполнению.
Еще хуже обстояло дело в маленьких городах. Воеводы из Тары писали в Тобольск в 1624 году об уроне, наносимом их войску игрой: "Опричь де на Таре служивых людей и пашенных крестьян никаких жилецких людей нет, и служивые люди держатся зерни и животишка и оружье свое на зерни проигрывают. И от той зерни чинится татьба и воровство великое, и сами себя из самопалов убивают и давятся". Воеводы добивались запрета на игры, но спустя долгое время от начальства пришло лишь указание карать всех виновных в грабежах, убийствах и воровстве, запрещать служилым людям игру и назначить команды, чтобы присматривать за порядком вокруг кабаков. Подобная картина наблюдалась по всему царству, и некоторые воинские начальники даже принялись нападать на кабаки, отбивая проигранную служивыми одежду и оружие.
Но самым неприятным последствием сдачи азартных игр на откуп оказалось то, что коренные жители Урала и Сибири с огромной скоростью превращались в игроманов, проигрывали весь заготовленный охотой пушной товар и прекращали платить дань "мягкой рухлядью" царю. Подобный расклад уже наносил казне ущерб, вполне сравнимый с ее доходами от игорного бизнеса. Но запрет на азартные игры последовал только после смерти царя Михаила Федоровича и воцарения в 1645 году его сына Алексея Михайловича.
Проблема заключалась в том, что откупщики в сибирских городах так привыкли к проигрывающим меха аборигенам и спускающим награбленное в карты и зернь русским лихим людям, что отказываться от своего бизнеса они не собирались. В городах воеводы с отрядами пытались врываться в кабаки и арестовывать "зернщиков", но во многих случаях кабацкая охрана либо отбивала эти нападения, либо потом — арестованных. А там, где правительственные силы оказывались в большинстве, игорные заведения уходили в подполье и обосновывались, например, в государственных банях. Местные воеводы и чиновные люди узнавали об их существовании, как правило, из доносов. Причем в 1668 году в Тобольске содержатель подпольного игорного заведения — банщик Андрюшка Филиппов — умудрился донести сам на себя.
Филиппов сообщил воеводе Петру Годунову, что в подведомственной ему государевой бане произошел погром из-за того, что трое посетителей, несмотря на его увещевания, принялись за карточную игру, а потом, поссорившись, стали драться и крушить все вокруг. Годунов нарядил следствие, которое выяснило, что в бане в карты резались постоянно, а банщик получал плату за каждый кон игры. Оправдываясь, и игроки, и Филиппов рассказали, что в Тюмени, несмотря на царские указы, играют в открытую и никто этому не препятствует. После чего по всему Тобольску стали выискивать и задерживать приезжих из Тюмени, пытаясь выяснить, правда ли это. Тюменцы не отрицали, что в их городе как играли, так и играют в питейных заведениях, а за игрой следит и долги с проигравших правит присматривающий за заведениями боярский сын. А призванные к ответу содержатели питейных дворов говорили, что без игры никого к ним не заманишь, отчего государевой казне большой урон может быть. Годунов было попытался узаконить и откупа на игры, и доходы, но из Сибирского приказа (министерства по делам восточных областей страны) в том же 1668 году последовал указ о запрете на легальные игровые заведения. Воеводе приказали немедленно "отставить" откупа на игру и в Тобольске, и в Тюмени, и в Сургуте. Зернь с картами стали противозаконными и потому еще более привлекательными.
Подобное полуподпольное существование игорного бизнеса продолжалось до начала военных походов Петра I. Казна царя-реформатора быстро пустела, а богатейшая часть страны — Сибирь приносила гораздо меньше, чем он ожидал. Участвовать в большой европейской политике и ловить за руку вороватых сибирских воевод царю показалось несподручным. Поэтому он просто восстановил откупа на карты и зернь в Сибири и стал получать твердый доход, мало заботясь о душевном здравии и благосостоянии живших там людей. Начальник Камчадальских острогов в 1713 году писал начальству в Якутск:
"От картеных и костяных откупов повсякодно в Камчадальских острогах чинятся промеж служилыми людьми шалости и убийства и всякие грабежи, потому что они на те зерни на картах и на костях испроигрываются донага и достальную лопоть свою, и обувь, и собак, и нарты, всякие заводы проигрывают без остатка... А как они проигрываются донага, и они надеются на грабежи и убийства, кто богатее, того и грабят и меж собой животы дуванят".
В итоге убыток вновь оказался больше прибыли, и в 1717 году Петр I запретил карточную игру на деньги.
"Посетители теснились густыми толпами"
В последующие годы российские монархи использовали самые разнообразные способы для того, чтобы за счет игры, но без большого ущерба для подданных пополнять государственную казну. Елизавета Петровна, например, в 1761 году запретила самые азартные карточные игры повсюду, кроме своего дворца, намекая тем самым, что крупно проигрывать ее императорскому величеству дозволяется любому из сановников. При этом в знатных домах позволялось играть в менее азартные игры и только с маленькими ставками, а у всех остальных пойманных за запрещенной игрой картежников ставки и выигрыши изымались в казну.
Два года спустя, в 1763 году, Екатерина II запретила полностью азартные карточные игры. В указе Сената, составленном во исполнение ее воли, говорилось:
"До Ее Императорского Величества доходят неприятные из Москвы слухи о начавшейся по отъезде Ея Величества разорительной карточной игре, каковые неумеренные игры ни к чему более не служат, как только к единственному разорению старых дворянских фамилий: того ради Ея Императорское Величество повелевает накрепко смотреть, чтоб ни в какие большие азартные игры не играли, и подтвердить в Полицию, чтоб публикованные в том указы точно наблюдаемы были".
Но вскоре императрица основала Воспитательный дом, на содержание которого направлялся специальный сбор с ввозимых в Россию игральных карт. Позднее оказалось, что самодержица всероссийская одалживает из казны Воспитательного дома деньги для собственных нужд, не утруждая себя их возвратом.
А при Александре I, неоднократно — в 1801 и 1808 годах — и категорически запрещавшем азартную карточную игру, Воспитательный дом, ставший частью Ведомства императрицы Марии Федоровны, матери императора, получил исключительное право на выпуск игральных карт. При этом ввоз карт из-за границы воспретили, так что весь комплекс мер очень напоминал введение косвенного налога на карточные игры.
Подданные Российской империи тем временем свыклись с периодическими запретами азартных игр, научились пережидать периоды строгих кар и находить новые, еще не запрещенные игры на деньги. В петровские времена вместо карт начали играть с крупными ставками в бильярд. А когда в 1820-х годах карточные игры запретил суровый император Николай I, решили не рисковать и начали азартно, по-крупному, играть в лото. Газета "Петербургский листок" в 1864 году описывала удивительную гибкость и изобретательность, которые проявили любители лото после его запрещения:
"В конце сороковых годов запрещена была в публичных местах игра в лото, признанная тогда разорительною и вредною. Закрытие состоялось,— лотисты, для пользы которых последовало запрещение, принялись проигрывать свои деньги в карты, на бильярде и вообще во всевозможные игры, потому что человеку, преданному игре из желания ли прибыли, из любви ль к искусству, средства безразличны, лишь бы вели к цели... Наконец оставалась уже лишь небольшая кучка последних могикан из лотистов, которые подчас собирались друг у друга по вечерам, поочередно выкрикивали номера и вспоминали о добром старом времени, когда в клубах вокруг столов посетители теснились густыми толпами. Но вот кому-то из этих могикан блеснула счастливая мысль, и не успела она обойти небольшой кружок страстных лотистов, как сердца их наполнились неописанным блаженством. Виновницей этой неожиданной радости была игра в домино, которая никогда не подвергалась запрещению, и хоть она не имела много адептов, однако при счастливых комбинациях могла заменить лото, столь горько оплаканное и, по-видимому, навсегда похороненное. Озаренные блестящею мыслью, лотисты не дремали, и вскоре из невинных косточек домино вышло нечто вроде лотошных карт, сперва по три косточки связанных вместе проволокою, а в настоящее время по пяти; в клубах снова явились прежние машины, и человечество снова принялось проигрывать деньги, с тою только разницею, что вместо бумажных карт употребляются костяные и вместо постоянных целых чисел явились двойные, конечно для того, чтоб не походить уже явно на игру подвергнувшуюся запрещению".
Если же хотелось азарта на полную катушку или полную рулетку, подданные Российской империи отправлялись за рубеж: сначала в казино на германских курортах, а после их закрытия — в Монако, княжество, где подход к азартным играм и извлечению из них госдохода был прямо противоположен русскому. Игорные заведения в Монте-Карло кроме завзятых игроков изучали российские исследователи, оставившие весьма занимательные заметки об этом царстве азарта. Они писали, что успеху в организации игорного бизнеса княжество целиком и полностью было обязано бывшему владельцу казино в Гамбурге и Висбадене Блану, который перенес в Монте-Карло опыт, накопленный в Германии. Прежде всего он выкупил у князя Карла III рычаги управления княжеством, превратив того в номинального правителя, затем привлек на свою сторону всех французских политиков, отвечавших за игорные дела, продав им за смешные деньги — по сто франков — акции своего игорного предприятия, на каждую из которых затем выплачивал 10 тыс. франков ежегодных дивидендов. После чего оставалось лишь обеспечить рекламу и информационное прикрытие бизнеса.
"Блан прежде всего озаботился об обеспечении своих будущих деяний от той силы XIX века, которая страшит даже имеющих земные громы в руках. Он съездил в Италию и дал там по сотне тысяч каждой большой газете; приняли с благодарностью. В Париже и Лондоне для такой же цели понадобились миллионы, да и тех вскоре оказалось мало. Приезжает в Монако редактор или известный корреспондент, гуляет с Бланом и говорит:
— Чудное местечко! Как бы хорошо было иметь тут виллу...
Завтра на указанном месте рабочие роют фундамент, через месяц под тенью пальм белеет мраморный домик, а через пять недель в домике живет семья счастливого редактора".
После этого вся пресса Европы разделилась на молчащую о мошенничествах в казино Монте-Карло и хвалящую это "лучшее из мест для отдыха и развлечений". Русские наблюдатели возмущались тем, что в европейской прессе отсутствуют упоминания о самоубийствах проигравшихся посетителей казино в Монако и ничего не говорится о категорическом запрете местным жителям посещать игорные заведения.
Попытки создать в крупных городах нечто отдаленно напоминающее Монте-Карло предпринимались и в России. Однако делалось это частными лицами и на не вполне законной основе. Как правило, группа деятелей основывала клуб для проведения досуга, где затем появлялись залы для азартных игр. Роднили их с казино в Монако, как утверждали современники, лишь нечестная игра крупье и огромное количество самоубийц, кончавших с собой, растратив казенные, полковые или родительские деньги. Местные власти, получавшие огромные взятки от учредителей клубов, закрывали глаза на их запрещенную законом деятельность. Впрочем, казна, получая миллионы рублей в виде сборов от продажи игральных карт, внакладе не оставалась. И именно в таком виде, со значительным количеством полулегальных заведений и огромным числом азартных клиентов, игорный бизнес достался после революции советской власти.
"Высасывания их "прибылей" в пользу государства"
Первым делом советская власть закрыла все клубы, где обычно и происходила запрещенная игра,— от купеческих и благородных до национальных и культурных. Однако спрос даже во времена военного коммунизма рождал предложение, и вместо закрытых клубов как грибы после дождя стали появляться игорные клубы на частных квартирах. При этом особый интерес к таким заведениям нового типа испытывали сотрудники ВЧК-ГПУ-ОГПУ. Некоторые из них стали завсегдатаями этих подпольных притонов, и глава ведомства Феликс Дзержинский приказал выявлять и увольнять подобных отщепенцев.
Однако гораздо сильнее игорные притоны интересовали чекистов в качестве источника информации о состоятельных гражданах Страны Советов. В 1922 году Дзержинский писал начальнику экономического управления ГПУ Зиновию Кацнельсону:
"Необходимо взяться Вам в порядке ударной (но постоянной) задачи за ведение (с. секретно) списка наших нэповских богачей-триллионеров. Сведения через биржу, госбанк, тресты, осведомителей-спекулянтов и т. д. В списке должны быть сведения: кто такой, на чем нажился, какие дела ведет, где держит деньги, имущество, с кем имеет дело и т. д. Поставить разведку также в домах — игры (Эрмитаж) и других злачных местах для выяснения, кто бросает бешеные деньги и откуда их берет. Разработайте и наметьте план своей работы в этой области и сообщите мне. Дайте задание местам, Питеру в первую очередь".
Но сам Дзержинский к тому времени был не только чекистом, но, возглавив Народный комиссариат путей сообщения, стал также хозяйственным руководителем. Поэтому, даже получив предварительные данные о количестве подпольных казино и вращающихся там деньгах, он начал испытывать те же сомнения, что и главы приказов Московского царства, и императорские министры предреволюционных времен. С одной стороны, рассадники буржуазных азартных нравов следовало немедленно извести. С другой — советская казна остро нуждалась в денежных поступлениях и губить такой источник, как игорные заведения, Дзержинскому совершенно не хотелось. В январе 1923 года он писал своему секретарю Вениамину Герсону:
"Выясните у Кацнельсона, Медведя и других, сколько в Москве и других городах картежных домов, какой доход от них Моссовету и другим городам (каково обложение), на что эти средства идут. А также выясните у т. Уншлихта и у членов Коллегии, как они смотрят на это: больше ли вреда или пользы для государства. Не есть ли это самый лучший способ высасывания от спекулянтов и совворов их "прибылей" в пользу государства. А затем, раз такая практика введена, то нельзя ли и мне, как НКПС, прикоснуться к этому источнику для финансирования культработы на транспорте. А то что-то культработа издыхает и транспортники дичают, а могли бы именно они быть призванной смычкой в области пролетарской культуры между городом и деревней. Не важнее ли... отдельных фактов разврата даже коммунистов. Между тем среди организаторов этих "домов" есть два железнодорожника (А. Ф. Милгородский и И. М. Демин), которые когда-то финансировали железнодор. школы и училища и хотели бы и сейчас нам помочь (конечно, не забывая и о себе). Я т. Кацнельсону дал задание дать мне справку с учетом наших потерь при существ. таких домов. Я думаю, что при НЭПе нельзя фактически запретить тратить нажитые средства по своему усмотрению".
Однако в руководстве страны противников идеи оставить казино под государственной опекой оказалось куда больше, чем сторонников. Судя по некоторым документам, в итоге дискуссий игорные заведения передали под эгиду полуобщественной организации — Детской комиссии при ВЦИК, которой они отчисляли на помощь сиротам и беспризорникам часть своих доходов. Но затем и этот вариант сочли неприемлемым. А в качестве источника поступления средств Деткомиссии разрешили проводить лотереи.
Одновременно с помощью детям лотереи помогали жертвам азарта удовлетворить свою страсть, так что вскоре их разрешили проводить и другим общественным организациям — "Автодору", Осоавиахиму, Обществу спасения на водах и Красному Кресту. Государство получало свою часть доходов от эксплуатации азарта граждан, сохраняя за собой право бороться с любыми другими проявлениями этого порочного для советского человека качества. Так, только от проводившейся ежегодно лотереи ДОСААФ в 1960-1970-х годах в бюджет поступило 16 млн руб., а были еще республиканские денежно-вещевые лотереи, лотереи Худфонда СССР и некоторых других общественных организаций.
Однако всем им было далеко до "Спортлото", тиражи которого начались в 1970 году, причем каждый приносил до 4,5 млрд руб. Так что на этом фоне гигантские по советским меркам хищения сотрудников этой системы — до 121 тыс. руб.,— выглядели сущей мелочью.
По мере роста благосостояния самых богатых людей в СССР стали появляться подпольные игорные дома и казино, а в среде цеховиков и криминальных "авторитетов" все чаще шла игра на большие деньги, к примеру заключались пари на то, какие цифры выпадут в тираже "Спортлото". Самые предприимчивые участники таких пари знали, что розыгрыш, который якобы проводили в прямом эфире, на самом деле показывали в записи и потому пытались подкупить сотрудников телевидения, чтобы те позвонили им и назвали нужные цифры за пять-десять минут до демонстрации тиража по телевизору.
Собственно, нет сомнения в том, что и после нынешних ограничений, наложенных на игорный бизнес, все будет развиваться по тому же сценарию. Для удовлетворения мечты народных масс о скором обогащении, а также пополнения бюджета будет служить "Гослото" или какая-нибудь еще лотерея. А для состоятельных любителей азартных игр создадут полулегальные игорные клубы. Если, конечно, не наступит такой бюджетный дефицит, что игорное дело снова придется отдать на откуп.
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЯЛЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ
подписи
Феликс Дзержинский понимал, что сукно помогает раздеть до трусов даже самых злостных налогонеплательщиков
Увлечение коренных жителей Урала и Сибири азартными играми плачевно сказывалось на их душевном и материальном благополучии, а также на состоянии российской казны
Александр I боролся против карточных игр, а его мать, императрица Мария Федоровна,— за качество игральных карт (на фото — фабрика по производству карт)
Лотерея стала в СССР выгодной заменой азартным играм — в выигрыше почти всегда оказывалось государство
Начальник экономического управления ГПУ Зиновий Кацнельсон помогал Феликсу Дзержинскому обнаружить сначала скрывающихся от государства миллионеров, а затем — обогащающие его игорные дома
В то время как российские газеты высмеивали князя Карла III (на карикатуре вверху) и посетителей его казино (на карикатуре внизу), европейские СМИ отзывались о них исключительно хвалебно, на что, впрочем, были веские финансовые причины
Заветной мечтой русских игроков было казино в Монте- Карло (вверху — вид снаружи, внизу — вид внутри, в центре — билет в казино).