В помещении "Линии График" закончилась необычная выставка "Сорок чаек", на ней были собраны работы коллег дизайнера Владимира Чайки, посвященные его сорокалетию. В подарочных произведениях последовательно отыграны цифра сорок в арабском и латинском написании, романтическая фамилия юбиляра и его приверженность к аскетичным композициям — круг, квадрат, пара линий.
Почитаемость, подобная почитаемости Чайки среди дизайнеров — явление редкое для профессионального сообщества. Несмотря на то что возраст его далек от патриархального, коллеги относятся к своему лидеру с видимым пиететом, лишенным, как ни странно, и тени ревности к успеху. И причина тому вовсе не в характере Чайки, на первый взгляд, открытом и обворожительном, а в самом типе его работ. Чайка, как кажется, неповторим, а значит, и нет смысла с ним соревноваться. Более того, делать это просто противопоказано всякому, кто хочет достичь мастерства и иметь заказы в области графического дизайна. Поскольку при декларируемом своем смирении Чайка — художник достаточно наглый, предпочитающий делать то, что считает нужным, а не то, чего требует мода — конденсатор актуальных потребностей.
Взгляд жителя мегаполиса постоянно натыкается на разного рода печатную продукцию. Сотни листков бумаги назойливо лезут ему в глаза — яркие рекламные плакаты, серые газетные листы, пестрые журнальные развороты, проспекты, календари, календарики, визитки, буклеты, блокноты, банкноты, бланки, приглашения, поздравления, пакеты и обертки. Этих листков, объектов приложения дизайнерских усилий, больше, чем листвы на деревьях, и по мере приближения постсоветского общества к цивилизованному, количество и качество их устрашающе возрастает. Каждая мелкая бумажка соревнуется красочностью не только с себе подобной, но даже с городской растительностью, и в этом соревновании часто побеждает.
Подобное отступление, лишнее в рассказе о работе любого дизайнера от полиграфии, в случае Чайки кажется вполне допустимым. Его настойчивое стремление к аскетической непосредственности, в общем-то чуждое принятой нынче установке на дерзкую шрифтовую метафору и шокирующе остроумную рекламную картинку, коренится в органичном стремлении — освободиться от всякого визуального шума и сора ради сохранения гармонии и покоя. И стремление это мало отношения имеет к проповедуемому Чайкой буддизму, ставшему притчей во языцех критики и заразой сродни кори в среде его коллег. Буддизм может не мешать ни карьере (памятный случай Ричарда Гира), ни трагическому мировосприятию (забытый — Сэлинджера), оказаться подмогой в борьбе с повседневностью (случай Чайки), но не иметь прямого отношения к стилю дизайнерских сочинений. Ибо нет, разумеется, никакой специальной буддистской эстетики, только этика. Пресловутый чайкинский буддизм несомненно важен для оживления дизайнерского товарищеского быта и абсолютно несуществен для его стойкого профессионального успеха.
Чайка предпочитает лаконичные композиции сложным, многоцветье монохромности, непосредственность и сентиментальность рассудочности и иронии, литературность ясному визуальному образу не только потому, что таковы его вкус, стиль, индивидуальный почерк, но еще и потому, что он достаточно мастеровит, смел и свободен, чтобы следовать собственному выбору. И если его коллеги в большинстве своем имеют другие, более буржуазные предпочтения, и не смешивают свободу совести с работой, то это говорит не об их конформизме, а лишь о преданности профессии, по сути абсолютно прикладной, большей, чем верность естественным наклонностям собственной натуры.
Чайка ведь тоже рисовал не только линии и окружности, он завоевал профессиональный авторитет и соцартовским преображением логотипа кока-колы в надпись "пива нет", и макетом забытого первого номера журнала Gratis; он может похвастаться также вполне салонными упражнениями с фарфором и предметами, произведенными во время американской стажировки. Выпускник Строгановки, он всегда был внимателен к отличным профессионалам всех поколений и направлений — от конструктивистов до Лазурского, Ганушкина и Березовского, он безусловно хорошо образован и влияние, например, Уорхола, Фукудо или Старка в его работах больше, чем средневекового китайского мастера Горькая Тыква. И только отработанные навыки и отличная выучка позволяют ему ограничиться несколькими линиями на листе, ибо графический минимализм требует особой отточенности движения. Сомнительно, чтобы отточенность эта приходила в результате медитации.
Игнорирование сегодняшней профессиональной моды, вынужденной в силу инстинкта выживания потрафлять буржуазной солидности, как и небрежение постмодернистскими эпатирующими выходками, обернулось у Чайки, занятого, по его словам, лишь собственными духовными проблемами, дальновидностью и завидным прагматизмом. Экологический дизайн девяностых делает ставку на естественность, непосредственность и аскетизм, и стремится относиться к рукотворной среде столь же бережно и осторожно, как к природной, дабы общество не оказалось погребенным в ворохе визуального мусора. Если же мир не захочет внимать экологам, Чайка перестанет получать премии международных плакатных биеннале и непременно уйдет в буддийские монахи.
ОЛЬГА Ъ-КАБАНОВА