Фестиваль танец
В программе Чеховского фестиваля выступил театр танца из Тайваня "Небесные врата" со спектаклем "Курсив". Искусство китайской телесной каллиграфии изучала ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА.
"Небесные врата" — английское Cloud Gate предпочитают переводить на русский в высоком стиле — постоянный участник Чеховского фестиваля: эта старейшая труппа Тайваня приезжает в Москву уже в третий раз. Ее создатель Лин Хваймин нарек свое детище по названию старейшего, пятитысячелетнего, китайского танца-ритуала. Имя компании отразило творческие устремления и эстетические пристрастия хореографа: его спектакли божественно красивы и, сколько бы они ни длились, кажутся бесконечными, словно жизнь в раю. Темы автор выбирает несуетные, преимущественно философские, а танцовщиков воспитывает почти как монахов: все они владеют искусством медитации, секретами тай-чи, приемами восточных единоборств, умеют по часу стоять в одной позе и качать энергию отовсюду, где она циркулирует.
Спектакль "Курсив", показанный в Москве на сей раз, посвящен каллиграфии. Надо ли говорить, что перед тем, как приступить к работе, хореограф долгие годы изучал это древнейшее искусство, приобщал к нему танцовщиков, приносил в зал увеличенные многометровые иероглифы и побуждал артистов импровизировать, глядя на шедевры старых мастеров. В общем, выступал в качестве пластического каллиграфа, используя артистов как живые кисточки, а сцену — как рисовую бумагу.
Этот замысел автора становится очевидным с первых минут спектакля, как только в отвесно падающем луче хрупкая китаянка в черном комбинезоне начинает выписывать корпусом и руками стремительные, порхающе-прихотливые узоры. Следом в действие включаются сами иероглифы: на черном заднике появляется белый прямоугольник, на котором невидимая рука выписывает завораживающие завитушки, изогнутые линии, всевозможные кляксочки и запятые, в то время как танцовщики на сцене проделывают примерно то же самое, только не оставляя видимых следов. Резкие выбросы их ног похожи на решительные крупные мазки; трепетные, еле заметные вращения кистей рук — на завершающие штрихи; внезапные остановки в затейливых позах отмечают начало нового рисунка. Да и сама манера танца, в которой медитативные, заторможенные движения сменяются нервно-вдохновенным каскадом темповых комбинаций, напоминает творческий процесс мастера-каллиграфа, оглядывающего белый лист, перед тем как несколькими снайперскими штрихами начертать на нем свой шедевр.
Минут через тридцать изысканные танцевальные иероглифы вводят в медитативный транс и зрителей, чему немало способствует музыка композитора Ку Ксяо-сонга, специально написанная для этой постановки и напоминающая сход горной лавины километрах в трехстах от места действия. Тишайший, но угрожающий рокот перемежается зловещими паузами, артисты все накручивают телами спирали да взлетают, разворачиваясь в воздухе и отмахиваясь ногами от воображаемых противников, как в фильмах про всяческие боевые искусства, только пониже и полиричнее. Мирный процесс зрительской медитации нарушается трижды. На быстром танце, в котором пара разнополых артистов-иероглифов позволяет себе некое подобие флирта. На медленном танце, в котором высокая танцовщица, затянутая в черное платье с четырехметровыми рукавами, набрасывает лентами рукавов особо изысканный и сложный рисунок. И на поразительно эффектном эпизоде, когда все сценическое пространство вместе с танцующими артистами накрывает проекция ровненьких мелких иероглифов, и эта черно-белая движущаяся вязь неведомого текста будто выписывает самое себя. А в целом "Курсив" — настоящая китайская грамота.