Мать Елизавета Голикова

— Дочь, я пошла на работу, а ты — дома.

Варя сообщила все это кукле и направилась куда-то очень, как мне показалось, далеко.

Нет, у меня не было иллюзий относительно того, что моя дочь не будет играть в куклы. Я была уверена, что будет. Вопрос в том, когда и как. Она заинтересовалась куклами где-то полгода назад. Тогда у нее появился Вася — маленький такой пупс, 37 см,— такой же, в общем, как и сама Варя при рождении. Потом у Васи появилась сестренка Ляля — почему-то побольше, чем Вася. Когда Варя играла в куклы полгода назад, это было сложно назвать игрой — кормление, укладывание спать, катание в коляске на скорости беспилотника. Сейчас у дочери проснулся настоящий интерес к кукольной жизни. И игра — целая жизнь. Наша с мужем глазами детей. Потому что Варя и Федя играют в дочки-матери. В нас.

Не то чтобы я боялась увидеть, как это выглядит со стороны. Но мне казалось, что это будет по-другому.

Она звонит ему по телефону и спрашивает, когда он будет.

Он садится за компьютер, клацает по клавишам и утверждает, что работает и его не следует беспокоить.

Она говорит, что ему необходимо побриться.

Он просит приготовить ему кофе.

Она просит его не забыть ключи от дома, когда он собирается на работу.

Он встает посредине комнаты и спрашивает, где его носки и портфель.

Она подходит к стойке с моими духами, дотрагивается флаконом до обеих щек, обмахивается ладошкой и говорит своей кукле Васе, что пошла на работу.

Она может ходить на работу очень долго. Потому что видит, как это происходит, каждый день. Я ухожу утром — часа через полтора после того, как проснулись дети. Прихожу, когда они давно уже спят. Мы видимся всего чуть больше часа в сутки. Для меня это отвратительно. Для них — нормально. Они не знают, что бывает по-другому. Поэтому в их "дочках-матерях" "дочки" почти не задействованы.

Вчера мы ехали в машине всей семьей и слушали детское радио. Там была программа по заявкам — дети звонили в эфир и просили поставить им любимую песню. И вот позвонила девочка. Ей было пять. Выяснилось, что она пишет стихи. После долгих уговоров она согласилась прочесть в эфире стихотворение, которое она написала сама. Стихи получились про ее брата. Девочка рассказала, что она очень любит братика Рому, но он все время спит. Когда она идет в сад, он спит, когда приходит — он тоже спит. В общем, они видятся редко, и она из-за этого переживает, но уже смирилась с тем, что брат все время спит. Потому что он устал, объясняет девочка. Она закончила читать свои стихи. Ведущий, конечно, спрашивает, сколько месяцев ее братику Роме. Девятнадцать лет, был ответ.

Детская игра в дочки-матери и рассказ про братика Рому пошатнули мою уверенность в том, что я все делаю правильно. Я решила побыть матерью — не обычной собой, которая все время на работе. А мамой. Ну, вот чтоб от начала до конца. От просыпания до сказки на ночь.

— Мама, сегодня я пароход,— сообщила мне Варя, просыпаясь.

— А я — пальма,— Федя решил обеспечить антураж для морской темы.

Мы проделали кругосветное путешествие, совместив его с зарядкой и умыванием. Мы с Варей сделали двадцать пять приседаний. Это было утомительно. Для меня, но не для них.

Они измазали брюки кашей, отдали остатки завтрака муравьям, вообразили белый диван скалой на необитаемом острове и тотчас же покорили ее, вывалили содержимое горшка в биде и забрались на журнальный стол.

— Дорогие дети! — я изо всех сил пыталась сохранить спокойствие.— Мы сегодня с вами одни дома, и я надеюсь на ваше понимание. Давайте теперь поможем маме все убрать.

Они внимательно выслушали воззвание. Даже начали помогать.

Но через три минуты Варя сделалась жабой, а Федя — слоном. Рассчитывать мне было не на что.

Они успокоились, когда я начала читать книжку про очень голодную гусеницу. После этой поучительной истории детям просто необходимо было съесть по багету, куску сыра, помидору и еще по бублику. Потом еще. В Федю уместилось пять булок, и казалось, что он все еще голоден.

— Мама, ты не понимаешь. Гусеница — очень голодная,— объясняли мне дети.

Наверное, я недокармливаю детей. За завтраком они съели свой обычный дневной рацион. Мне показалось, что я начанаю понимать свою маму, для которой накормить детей всегда было первым приоритетом . А я, выходит, недокармливаю собственных детей. Мне вспомнился доктор из детской поликлиники, в которой мы случайно оказались прошлой весной из-за Фединого ожога. Она записала в карте: "Значительное отставание по весу". В полуторагодовалой Варе тогда было семь килограмм, в Феде — девять. Мы тогда с испугу завели "первое, второе, третье, компот", но дети ото всего этого отказались. Наш педиатр покрутил пальцем у виска, заверив меня, что врачей, которые видят детей первый раз в жизни, слушать не стоит. Я успокоилась, и мы вернулись к нормальному для нас режиму питания. И тут они оказываются очень голодными.

— Гусеница ест, а потом превращается в прекрасную бабочку. Сколько нам еще съесть, чтобы стать бабочкой? — дети были настроены абсолютно серьезно.

Мне пришлось соврать. Хотя раньше я была уверена, что детям следует говорить правду. Ну, за редким исключением. И вот пришло его время.

— Вы съели уже достаточно. Теперь, чтобы стать бабочкой, вам нужно погулять на свежем воздухе и хорошенько выспаться.

Удивительно, насколько легко дети поддаются на такого рода уговоры. Через несколько минут мы были уже одеты. На улице дети упорно ползали по дорожкам. За полчаса прогулки они угваздались в песке и траве, а на коленках появились дырки. Они ждали, когда можно будет превратиться в бабочек.

Обед был примерно таким же, как и завтрак. Очень сытным. По режиму у нас должен быть дневной сон. Они засыпали около часа — я прочла им четыре с половиной сказки. В последней сказке Машенька заснула на кроватке маленького Мишутки. Очень вовремя. Дети взяли с нее пример.

— Мама, я боюсь улететь,— Федя сидел на краю второго яруса кровати.— Я бабочка.

Было непонятно, утверждение это или вопрос. Они проснулись. Варя смотрела на меня испытующе и очень хитро. Я понимала, что она ждет, как я объясню, что они не превратились в бабочек, хотя для этого было сделано все. Я знала, что тут нужен очень весомый аргумент.

— Смотрите,— я все-таки решила соврать.— У вас есть крылья, очень красивые! Давайте попробуем полететь!

Дети посмотрели на меня с большим сочувствием.

— Мама, тебе пора на работу.

Это звучало как приговор. Наверное, на этот раз я проиграла в дочки-матери.