"Молодое поколение посткоммунистических стран выбирает коммунизм", — такой вердикт вынесли в большинстве своем политобозреватели: одни — с плохо скрываемым ужасом, другие — с еще хуже сдерживаемым восторгом. Оправданы ли эти чувства?
Не так красен пан, как его малюют
Как ужас, так и восторг комментаторов объяснялись просто: в польской президентской кампании они увидели модель грядущих российских выборов. Таким образом, получалось, что коммунисты в России обречены на победу.
Между тем в течение всей предвыборной кампании Александр Квасьневский активно старался предупредить любые обвинения в излишней "красноте" в свой адрес и в адрес своего движения. В очищенном от идеологической риторики виде программы гг. Валенсы и Квасьневского различаются несущественными деталями. Ни один коммунист, будь он в каком угодно уме и какой угодно памяти, не станет агитировать за вступление в НАТО и Европейский Союз. И соответственно, кандидат, вводящий такую задачу ключевым пунктом в предвыборную программу, по определению не может считаться коммунистом.
И без сравнительного анализа программ кандидатов было достаточно поводов заметить отсутствие стратегических разногласий между Квасьневским и Валенсой. Как-никак нынешний кабинет министров Польши составлен из собратьев Квасьневского по партии. За все время существования этого кабинета пения "Варшавянки" в госучреждениях и на официальных приемах отмечено не было, да и западные партнеры польских властей вовсе не считали министров кабинета Павляка тайными агентами Коминтерна, а Валенсу единственным гарантом необратимости рыночных реформ. Этим объясняется и полная индифферентность западных наблюдателей к результатам второго тура выборов.
Пан коммунист товарищу коммунисту не товарищ
Впрочем, даже если допустить, будто граждане Речи Посполитой действительно стояли перед выбором между демократом и коммунистом, нет никаких оснований отождествлять коммунистов польского и российского. Основной отличительной чертой польского является генетическая и, таким образом, внепартийная неприязнь к российскому. О каком "коммунистическом выборе" может идти речь в стране, где "Освобождением" принято считать не освобождение от немецких войск, а освобождение от Ярузельского, а о преданном Варшавском восстании вспоминают чаще, чем о присоединении Силезии и Померании.
Отношение поляков к России, видимо, не претерпело серьезных изменений за последние триста лет. Польские коммунисты, во всяком случае в их герековском варианте (к которому — единственному во всем бывшем соцлагере — подошло бы определение еврокоммунизма), испытывали к Большому Брату примерно такие же чувства, как Пилсудский или лондонское эмигрантское правительство. Понятно, что, даже если бы в нынешних условиях к власти пришли прежние коммунисты, о возрождении братской дружбы речь все равно бы не пошла. И более того: угроза победы на выборах в России братьев-коммунистов способствует опять-таки не возрождению дружбы, но, напротив, еще более решительному сближению с западными странами.
Новый пан хоть и без усов, но помоложе
Естественно, Квасьневский использовал социалистическую риторику. Он больше, чем Валенса, говорил о трудностях и тяготах, вызванных реформами, однако таковы правила предвыборной игры: претендент всегда нападает. С тем же успехом в коммунистической ереси можно сейчас обвинить и американского президента: накладывая на предложенный конгрессом бюджет вето, он достаточно энергично распространялся на тему о защите малоимущих и проч., и проч. Было бы странно ожидать чего-то иного от практикующего политика. Еще более странным было бы на основе этих выступлений пытаться составить сколько-нибудь реальное представление об истинных взглядах и планах практикующего политика (если, разумеется, считать, что таковые у него вообще есть).
Очевидно, что никто в Польше не связывает с приходом Квасьневского к власти угрозы восстановления прежнего порядка — или надежды на его восстановление. Никакой реальной поляризации общества не наблюдается. Симпатии всех социальных групп разделились между Валенсой и Квасьневским практически поровну: 47,7% рабочих проголосовали за Валенсу, а 40,7% предпринимателей — за Квасьневского. Выбор шел между характерами и личностями. Избирателям, особенно молодым, приелся образ "безумного Леха", часто говорящего не по делу и отличающегося некоторой непредсказуемостью. Но и в тех вопросах, где Валенса определенно предсказуем, — в первую очередь это касается "католической составляющей" образа экс-президента — его позиция отнюдь не у всех вызывает восторг. Новому поколению, надо полагать, импонировал и образ сравнительно молодого, в меру интеллигентного и, что называется, "оборотистого" Квасьневского, сумевшего при коммунистах сделать блестящую карьеру, но не замеченного в фанатичной преданности идее. Тем более что и особых причин держаться за Валенсу у поляков уже практически нет. Старая система в Польше разрушена окончательно, следовательно, не нужен уже и пан Валенса. На должность же созидателя поляки назначили энергичного пана Квасьневского.
НИКОЛАЙ ЗУБОВ