Каждому, кто попадает в Берлин в эти сентябрьские дни, бросается в глаза обилие рекламы мероприятий, связанных с русской культурой, — театральные постановки, концерты, выставка "Берлин — Москва. 1900-1950" в Мартин-Гропиус-Бау. Берлинцев знакомят с культурной жизнью Москвы по полной программе, не является исключением и философия. О том, как представлена философия на нынешних Berliner Festwochen, пишет философ и культуролог МИХАИЛ Ъ-РЫКЛИН.
6 сентября в здании Берлинской библиотеки на Потсдамской улице состоялась дискуссия на тему "Философия после ГУЛАГа", в которой приняли участие Борис Гройс, Игорь Смирнов, автор книги "Мозг Ленина" Тильман Шпенглер и автор этих строк. Интерес берлинцев к заявленной теме превзошел все ожидания: в зале было более двухсот человек. Оказавшись между двумя бесконечностями, философией и ГУЛАГом, участники дискуссии фактически сосредоточились на том, что представляет собой ГУЛАГ как проблема языка современной философской культуры, прежде всего, конечно, русской. Участники дебатов в целом сошлись на том, что как носители языка мы еще не вышли за пределы репрессивной гулаговской модели и даже социологически эту проблематику еще рано списывать в архив. Язык репрессии уже в 60-70 годы вступил в фазу эстетизации. По мнению Гройса, ГУЛАГ и порожденные им урбанистические пространства (коммунальные квартиры, памятники, комплексы общественных зданий) — в частности, в том виде, в каком их освоил московский концептуализм, — стали органической частью международного постмодерна. Шпенглер привел ряд убедительных параллелей из сферы немецкой культуры того же периода. Смирнов настаивал на недостаточности чисто дискурсивного отношения к проблематике репрессии и на необходимости учитывать экзистенциальное измерение: ведь репрессия всегда направлена на разрушение жизни конкретного человека и только это придает борьбе с тоталитаризмом жизненный смысл. Мое мнение сводилось к тому, что проблематика тоталитаризма, выработанная в период "холодной войны" и прагматически достаточная для того времени нуждается в переосмыслении и сейчас, когда на первый план выдвигаются микропроцессы, никак не контролируемые сверху, а фигуры политической ответственности размываются как по ту, так и по эту сторону бывшего "железного занавеса".
10-11 сентября в берлинском отеле "Бристоль-Кемпински" состоялась ежегодная конференция "Немецко-русского форума" — института, основанного в 1992 году представителями немецких деловых кругов и деятелями культуры для улучшения взаимопонимания между Россией и Германией. Конференция этого года называлась "Философское мышление в России и Германии в XX веке". Хотя большинство выступавших составляли немецкие профессора --Вольфганг Айхведе, Карл Шлегель, Ирвинг Фетчер, Георг Витте — (принял участие также Петер Рольберг из США), а из русских доклад представил только писатель Евгений Попов, в центре обсуждения оказалась Россия, так же, как и во время дискуссии, в ходе которой к докладчикам присоединились профессор Клаус Штедтке, доктор наук Евгений Барабанов, Нелли Мотрошилова, Карл Аймермахер и автор этих строк.
Хотя доклады были в основном очень содержательными, осталось впечатление, что Россия еще трактуется слишком глобально, как некая единая сущность, более или менее внешняя так называемому Западу. В целом, как всегда, стремясь к ответам, участники форума поставили ряд интересных вопросов. Видимо, философские тексты никогда не бывают полностью написаны на каком-нибудь одном национальном языке, в них всегда содержится "остаток", который подвержен бесконечной переводимости: по отношению к этому "остатку" переводом является уже оригинал и подписавший его автор. В этом смысле философская национальность всегда пишется во множественном числе, через дефис. Русская философия, поскольку она участвует в философии мировой, не составляет в этом отношении исключения, что было продемонстрировано участниками конференции на ряде конкретных примеров (Владимир Соловьев, Владимир Эрн, Мераб Марадашвили).
Интерес в Германии к тому, что делается в философии современной России, велик, хотя пока реально русская литература, живопись и музыка известны там значительно лучше. Веками сложившееся международное разделение труда меняется медленно и туго (в этом смысле экспорт культурных ценностей подчиняется тому же закону, что и экспорт ценностей материальных). Но результат берлинских встреч внушает надежду на то, что уникальный по своей интенсивности опыт советского периода не останется втуне; проделанная и проделываемая работа по его осмыслению в странах бывшего СССР станет достоянием как специалистов, так и тех, кто просто интересуется состоянием философии на пространствах Евразии.
Следующие дискуссии в рамках Берлинского фестиваля-95 — их организатором с немецкой стороны выступила Кристиана Бауэрмайстер — будут посвящены таким темам, как "Евразия: Россия между Европой и Азией", "Современные споры об искусстве в России" и "Эрос после Сталина", а также "Маяковский: 'Наступи на горло собственной песне'".