Разговорная дистанция
Ефим Бронфман в Мариинке-3
приглашает Дмитрий Ренанский
Поскреби американского пианиста с именем — найдешь еврея с русскими или советскими корнями. Родился в Ташкенте, к пятидесяти сделался одним из ведущих солистов Нового света — в жизненной и творческой биографии гражданина США Ефима Бронфмана отражаются судьбы целого созвездия клавишников-эмигрантов, от Владимира Горовица до Владимира Фельцмана. С другой стороны, большинство его попутчиков из варяг в янки покидали родину уже вполне сформировавшимися исполнителями, а на Западе им приходилось начинать карьеру с нуля. Бронфман же уехал из СССР в пятнадцать лет, и перестраиваться ему не пришлось. Как музыкант он состоялся уже не в Союзе; если его и считали выходцем из одной шестой части суши, то только в Израиле, куда Бронфман эмигрировал в 1973 году. В Нью-Йорке, где он обосновался с конца 1970-х годов, Бронфмана поначалу воспринимали как перспективного выпускника Тель-Авивской Академии музыки, впоследствии во время редких гастролей в России его считали представителем отечественной фортепианной школы, конечно, безо всяких на то оснований — память оказалась сильнее конкретных биографических обстоятельств. Когда в прошлом году Юрий Башмет вручил Бронфману премию имени Шостаковича, никто особенно не удивился, но и не смог припомнить за ним весомых заслуг. Дали своему, подумали все.
Между тем на отечественных пианистов Бронфман никогда не был похож. Он явный западник, что отчетливо слышно именно в русском репертуаре. Характерно, что, в отличие от многих других своих коллег-эмигрантов, заниматься русской музыкой Бронфман стал далеко не сразу. Он сначала записал всего Прокофьева и всего Бартока, переиграл массу старинной и современной музыки, а потом уже сквозь такой опыт взглянул на Чайковского и Рахманинова. Играл-то он их всегда, но записал лишь совсем недавно, исполняя затертые до дыр шлягеры так, словно держась от них на комфортной для западного человека дистанции вытянутой руки. Романтизм рассмотрел, широту сузил, надрыв утишил — и выморозил любой намек на пошлость тщательностью отделки, структурной ясностью и энергичная динамика. Недаром основные партнеры Бронфмана — дирижеры Эса-Пекка Салонен (который еще и посвятил ему свой Фортепианный концерт) и Марис Янсонс.
В Петербурге Бронфмана ждали еще в декабре, но с филармонической "Площадью искусств" что-то не срослось. Последний раз он приезжал три года назад с сольным концертом, и как раз на "Звезды белых ночей". Тот концерт мало чем запомнился: пианист был явно не в духе, да и акустика основной сцены Мариинки не слишком подходит для фортепианных вечеров. Теперь в мариинский концертный зал он привозит проваленную им три года назад главную русскую виртуозную пьесу, пальцеломного "Исламея" Балакирева, раннюю сумрачную Вторую сонату Прокофьева и "Арабески" и Фантазию до мажор Шумана. Плюс российскую премьеру "Одиннадцати юморесок", написанных в прошлом году супервостребованным в Европе молодым немцем Йоргом Видманом с посвящением Бронфману.
Концертный зал Мариинского театра, 26 мая, 19.00