20 мая в Москве умер Олег Янковский.
Все телесюжеты памяти Олега Янковского строились на контрапункте двух его ролей. Снова и снова "тот самый Мюнхгаузен" (1979) призывал: "Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!" Снова и снова нес гаснущую свечу писатель Андрей Горчаков из "Ностальгии" (1982) Андрея Тарковского. Да, конечно, еще и подкалывал нервного комиссара военспец Некрасов из фильма Евгения Карелова "Служили два товарища" (1968). Летел в никуда на качелях Макаров из "Полетов во сне и наяву" (1982) Романа Балаяна. Скорбно смотрел на Ивана Грозного митрополит Филипп из "Царя" (2009) Павла Лунгина. Но в основном вся канва творчества актера сводилась к Мюнхгаузену и Горчакову. Телевидение требует упрощения, а это самые простые роли Янковского. Роли без двойного дна, составлявшего суть его актерского гения, от которого он порой сам уставал. Устав же, азартно играл гоголевских существ в "Ревизоре", "Женитьбе" или дебютировал в режиссуре симпатичным пустяком "Приходи на меня посмотреть" (2000).
Все великие актеры равны, но среди них — очень-очень редко — встречаются те, кто равнее других. Когда Юрий Никулин и Андрей Миронов играли в фильмах Алексея Германа, все восхищались интуицией режиссера, разглядевшего в комиках трагическую "обратную сторону Луны". Но никому и в голову не приходило изумиться, что Янковский, подтянутый красавец Некрасов, в "Чужих письмах" (1975) Ильи Авербаха стал озлобленным бичом Пряхиным, изгнанным с волчьим билетом из авиации, швыряющим в грязь непутевую девчонку. Или что тонущий в потоке бессмысленного времени Макаров, ставший символом никаких 1970-х, альтер эго любого беспомощного советского интеллигента, выходит на сцену "Ленкома" в роли Ленина в "Синих конях на красной траве" (1978) Михаила Шатрова. То, что Янковский может сыграть любую роль, было аксиомой.
Если вдуматься, уже в его первом фильме — "Щите и мече" (1967) Владимира Басова — нервическая, изломанная и неотразимая красота Генриха Шварцкопфа, сыгранного 23-летним Янковским, мешала увидеть, что он делает нечто немыслимое с психологической точки зрения. Играет эсэсовца, но такого, в которого невозможно не влюбиться. Идеального, романтического героя, но затянутого в черный палаческий мундир. Это и был тот самый врожденный дар двойного дна.
Удивительно, что при этом Янковский не был актером-интеллектуалом или, скажем так, головным актером. Никогда в его интервью не звучало: я вживался, прочитал множество книг, погрузился в эпоху фильма, полгода изучал быт алкашей, или партийных работников, или волшебников, или драконов. Он просто нырял в роль с головой, он всегда знал о своих героях в тысячи раз больше, чем узнавал зритель,— это невозможно почерпнуть из книг или наблюдения за жизнью. И так же просто выныривал из очередной роли: его не тяготил, не подчинял себе шлейф сыгранных персонажей.
Трудно вспомнить другого актера, с такой ремесленной простотой и одновременно священным трепетом относившегося к работе. Он мог сыграть кого угодно, но ни разу не сыграл в сериалах, когда в одночасье исчезли соразмерные ему роли. Не говорил по-французски, но полгода играл на незнакомом ему языке главную роль в спектакле "Падение", да так, что Париж до сих пор вспоминает о нем. Сыграв у Тарковского, он стал известен во всем мире. Благодаря этому компенсировал отечественное сценарное безрыбье ролями у знаменитых Ильдико Эньеди ("Мой двадцатый век", 1988), Иоланды Зоберман ("Я — Иван, ты — Абрам", 1993) или Салли Поттер ("Человек, который плакал", 2000). Но одновременно за кулисами "Кинотавра", во многом державшегося на славе и обаянии Янковского, фестивального президента, он быстро, точно и заботливо объяснял моей будущей жене, переводчице, как гримироваться перед выходом под софиты сцены. Обходил в самолете Москва-Сочи весь салон, находя для каждого, будь то коллега-актер или шофер, доброе слово. Ему ни для кого не было жалко своей магнетической улыбки.
Биография актера, родившегося в ссыльной семье в Джезказгане, название которого скрежещет металлом эпохи, росшего без отца, чудом поступившего в Саратовское театральное училище без экзаменов, окружена легендами. Точнее, анекдотами, в каждом из которых есть крупица истины о сути актерства. Говорят, что Владимир Басов, увидев за столиком львовского кафе юношу, идеальную "белокурую бестию" Генриха, расстроился: "Наверное, физик или филолог. Поди ж найди артиста с таким умным лицом". Действительно, актеров с таким умным лицом найти трудно. Или, если требовала роль, с таким глупым, таким растерянным, таким жестоким, таким невозмутимым лицом.
По другой легенде, ассистентка Андрея Тарковского поразилась сходству встреченного в студийном коридоре актера с отцом режиссера, поэтом Арсением Тарковским. Потому-то Янковский и сыграл отца в "Зеркале" (1975). Но в том-то и заключается еще одна грань Янковского, что, обладая резко индивидуальным, ничуть не стертым множеством ролей лицом, он был действительно похож — внутренним сходством — на кого угодно. На юного гуманиста Франциска Скорину и Ленина, леденящего графа Палена и Тургенева, которого должен был сыграть в несостоявшемся фильме Сергея Соловьева, Кондратия Рылеева и филера охранки, Гамлета и Тузенбаха, Дракона и Ланцелота. Его последние роли — дипломат в "Стилягах" (2008) Валерия Тодоровского и Комаровский в "Докторе Живаго" (2006) Александра Прошкина — доказали еще и то, что он мог бы стареть на экране так же красиво, как это удается, пожалуй, лишь Клинту Иствуду. Но по воле судьбы он остался на экране молодым.