Шнур — это больше не группа "Ленинград", а новая группа "Рубль". Уже полгода. На прошлой неделе Шнур гастролировал в Москве, где для "Ленинграда" всегда возникали проблемы. Для "Рубля" в столице все прошло как по маслу. То ли политика властей в отношении Шнура изменилась, то ли сам Шнур. Он больше не бреется наголо, отпустил волосы. На вопросы отвечает хоть и мрачно, но на чистейшем литературном русском. Еще скандалист, но уже отнюдь не маргинал: все-таки киноакадемик с солидной фильмографией и даже обладатель "Ники".
— У нас нынче мода пошла публиковать имущественные декларации. Так поступили президент, премьер, министры. Хотел бы обнародовать свою декларацию Сергей Шнуров?
— Нет, не хотел бы.
— Почему? Нечего декларировать или есть что скрывать?
— А потому что все же понимают, что обнародовано вранье. Это же не настоящие декларации, не юридические документы, а справки о доходах. Бумажки. Кто угодно вам такую может написать. А вообще-то я против того, чтобы в чужой кошелек заглядывать. Главное, чтобы ко мне не было вопросов у налоговой инспекции.
— Ваш биограф и друг Максим Семеляк в книге "Музыка для мужика" утверждает, что вы к деньгам неравнодушны. И не всегда справедливо делились гонорарами с коллегами из группы "Ленинград".
— Я никогда не делился, я платил музыкантам. А "делиться" — это попахивает благотворительностью. Я же к музыкантам отношусь не настолько плохо.
— То есть адекватно оплачиваете их труд?
— Да, как заранее договариваемся.
— В комментариях к одному из интернет-роликов с вашими песнями некий врач глубокомысленно заметил, что он хотел бы взглянуть на вашу печень.
— На здоровье не жалуюсь.
— А как реагируете на то, что страна спивается?
— Проблема алкоголизма, как мне кажется, в головах.
— Вам об этом думать совсем неинтересно?
— Да почему же? Я бы не хотел, чтобы народ спивался.
— Что для этого нужно сделать?
— Принять комплекс мер.
— Каких?
— А меры нужны очень простые: люди должны ходить на работу с радостью и гордиться тем, что делают. А что у нас сейчас? Профессионалы работают не по специальности, и таких большинство. Даже президент — юрист!
— Ну а кем же должен быть президент? Не существует факультета, выращивающего лидера страны.
— Лучше бы он был. И в дипломах бы писали: специальность — царь!
— Хозяин земли Русской?
— Да, царь — это профессия. На нее учат прямо с детства. А юристов учат, согласитесь, по-другому. Они должны писать законы. Почему наши президенты, заняв высокие кресла, все продолжают и продолжают учиться? Ничего не умеют.
— А что должен уметь царь?
— Все. Управлять страной, жизнь народа разумно устраивать. Почему у нас выпускники, которых готовят управлять приборами космического корабля, работают менеджерами по продаже спортивных плавок? И так вся страна! И после этого не пить? Да конечно, пить! Двадцать лет, как слово "призвание" в России выкинули из обихода. Вот откуда берется алкоголизм!
— Легче всего ворчать: не так правят, мало платят. А вот наши министры, между прочим, советуют населению быть активнее, мобильнее, креативнее!
— Ага! В США любой станочник может быть мобильным — он поехал в другой город, без проблем снял жилье и трудоустроился. А наш токарь шестого разряда на всю жизнь привязан к своей коммуналке или к общаге, или к квартире, у кого она есть с советских времен! Он не может взять кредит, не может сорваться с места. Он обречен на жизнь и вечное прозябание у своего завода. То же относится к крестьянам, да к кому угодно. Все мы по уши в крепостном праве, даже те же белые воротнички, менеджеры. Потому что у нас действует жесткая регистрация, прописка. Человек без формы номер семь и девять — никто и звать его никак.
— Так с этим надо бороться, а не "квасить"!
— Нет, сделать ничего нельзя. Вон, наши деды в 1917 году попытались что-то в своей жизни поменять. И к чему хорошему это привело?
— Вы не любите революций. Отчего тогда в песнях Шнурова из года в год нарастает протест? Ваша публика прямо с концерта может выйти на улицу и закричать, что "так жить нельзя"...
— Никуда они не пойдут. Вчера голосовали за Путина, сегодня за Медведева. Нет, люди не изменились. Они по опыту предков понимают, что перемены ни к чему лучшему не ведут. Любые перемены в нашей стране все только ухудшают. Был 91-й год, все надеялись, что заживем. И что? Всем только хуже стало. Нам перемены точно противопоказаны, оглянитесь на историю России.
— То есть ваши концерты — это всего лишь фитнес-рок для сбрасывания жирка, а яростные тексты "для прикола". Так?
— Нет. Просто я свободный человек и свободно говорю то, что думаю, о чем все шепчутся. А под рок надо плясать, это полезнее, чем ходить на "Марши несогласных". Я туда принципиально не хожу. Мне не нравятся организаторы. Да и против чего там протестовать? Против лицемерия? Коррупции? Против кого протестовать? Против русского народа, как такового, который лицемерен и склонен к коррупции? Лучше посмеемся над собой в клубе!
— Вас-то не наказывают за песни на русском матерном. А людей на улицах задерживают с записью в протоколах: "Ругался матом".
— Нельзя ругаться матом в публичных местах. Есть Административный кодекс.
— А книги, песни, спектакли с употреблением ненорматива?
— Мне кажется, что вы слишком много внимания уделяете мату, как таковому. Понимаете, мат — это средство выражения эмоций. Это когда другими словами не передать. Художественное средство. Не мы такие — жизнь такая. А какая жизнь, так мы и говорим.
— Вас не беспокоит, что сниженная лексика стала ужасающе обыденным явлением? Вы кумир многих, и вас есть в чем упрекнуть.
— Не надо преувеличивать мою роль в этом процессе. Ну как можно песнями испортить поколение? С другой стороны, "падающего — подтолкни". Кто готов упасть, все равно свалится. А крепкое поколение матом можно даже закалить. Ничего не надо нам делать. Язык, как любая структура, стремится к упрощению. Чем проще структура, тем она живучее. Если людям хватает для элементарных объяснений слова из трех букв, это не проблема языка. Это проблема их мышления. Если их мысли дальше этих трех букв не движутся, зачем им другие слова? Скажу банальность: культуру, как и другие нравственные нормы, закладывать надо личным примером. А какие личные примеры видят сейчас вокруг себя подростки? Для того чтобы быть Абрамовичем, не обязательно учиться. Так? Чтобы быть начальником ГАИ, не обязательно быть хорошим человеком. Так? Ребенок все видит, все отлично слышит и, чтобы не сойти с ума, переходит на птичий язык. И петь лучше на нем — всем немедленно все понятно. Не надо бороться с матом, с олбанским языком, потому что русский язык умнее нас, людей. И жизнь умнее любой написанной концепции, написанных правил. Язык наш исчезнет, только если территорию под названием "Россия" заселят неандертальцы. Такой шанс есть. Значит, надо сделать так, чтобы неандертальцев у нас не было. Это не моя задача. Я бужу спящих, их слишком много.
— У вас в трудовой книжке запись не поменялась? Есть ли она у вас вообще — трудовая?
— Есть. Я замдиректора ОАО "Шнуров". И запись эту пока менять незачем.
— Сменить творческое амплуа на нечто более респектабельное не захотелось?
— Нет. Не бывает ни высокого, ни низкого языка, ни высокого, ни низкого искусства. Есть вещи актуальные и есть неактуальные. Пока мне просто интересно играть мою новую музыку и заниматься этим проектом. А там посмотрим.
— На корпоративы наверняка зовут?
— Какие сейчас вечеринки, когда олигархи разоряются? "Рубль" — это не коммерческий проект. У нас чистый рок почти никто не играет, мне захотелось попробовать, вот и все. Если бы я думал о заработках, я не распускал бы "Ленинград".
— Всякому патриоту нынче положено сходить на "Тараса Бульбу". Видели фильм? Как впечатления?
— У меня, знаете, какой принцип? Я не езжу на русских автомобилях и не смотрю русское кино. Не подумайте чего — только из соображений безопасности.
— Но это все же Бортко! "Собачье сердце" смотрели?
— "Собачье сердце" люблю, но это советское кино!
— Вы и русский рок не любите. А там ведь стихи, как клятвы или молитвы.
— Вот этот пафос не по мне. И по мелодике мне русский рок не нравится.
— У вас в "Ленинграде" некоторое время работал авторитетный шансон Стас Барецкий. У него своя группа теперь, и в одной из его песен говорится о том, что братки могут все отобрать — у банкиров, у олигархов...
— Я думаю, что все возможно. Их, конечно, осталось очень немного, братков. Не путайте с теми, кто "крышует" — это другая история. У меня глубокое убеждение, что лихие 90-е годы никуда не делись. Думаете, все в прошлом? Просто на смену одним пришли другие. Легализовались немногие, может быть, в Петербурге, в Москве. А вы отъезжайте на 300 километров от столиц! Там по-прежнему. А то и покруче.
— Разве вы не слышали отчет министра о полной ликвидации ОПГ? Не верить, что ли?
— Песни петь! Между прочим, так называемая организованная преступность не такое уж однозначное явление. Когда государство устраняется от каких-то важных функций, эти функции начинают исполнять преступники, как то: арбитражный суд, взимание налогов, возврат долгов, даже безопасность на улицах. Если государство не способно это делать, то это делают способные люди. У меня довольно сложное отношение к этим так называемым браткам. Мне кажется, что они точно могут навести порядок, если возьмутся. Мы доиграемся.