Книги с Анной Наринской

"Темза. Священная река"

Питер Акройд

М.: Издательство Ольги Морозовой, 2009

Первое впечатление, вернее, ощущение, которое возникает, когда переворачиваешь последнюю страницу "Темзы",— вот книга, написанная по-честному. А второе — именно поэтому это куда менее захватывающее чтение, чем могло бы быть.

Самому Акройду — и это просто невозможно не почувствовать — интереснее всего то, до чего он добирается только в последних главах своего исследования. Как "лондонская река" текла на пространстве литературы. А когда ее течение захлестывает столь любимого Акройдом Диккенса, от страниц практически начинают лететь искры, вернее, брызги. (В переводе Леонида Мотылева — хорошем — это вполне ощущается.) "Темза течет сквозь прозу Диккенса точно так же, как она течет сквозь Лондон",— констатирует Акройд и с видимым восторгом цитирует самые мрачные речные наблюдения великого писателя: "Река плещется в столбы и сваи, скрывая странные предметы в своем иле, унося тела самоубийц и утопленников быстрее, чем это было бы прилично для ночных похорон".

Таинственность, мрачность и даже смертоносность — вот что больше всего привлекает Акройда в Темзе, и с Диккенсом в этом смысле все отлично сходится. Для него, пишет Акройд, Темза была прежде всего рекой слез и мрака. На берегу Темзы он расстался с надеждой. В 12 лет будущему писателю пришлось поступить работать на фабрику Уоррена по производству ваксы (Хангерфорд-стэрз, 30). Впоследствии его воображению не давало покоя это "шаткое, полуразрушенное старое здание, стоявшее, конечно же, у самой реки". В "Николасе Никольби" (1839) оно превратилось в гниющий дом у пристани на Темзе, в "Лавке древностей" (1841) — в "подточенный крысами" летний домик на ее берегу, в "Оливере Твисте" (1838) — в логово Била Сайкса на острове Джекоба близ Бермондси.

Кроме Диккенса, имеется еще сэр Уолтер Рэли, 12 лет глядевший на Темзу из окна своей камеры в Тауэре. В его "Истории мира" (1614) идея реки играет центральную роль — стремительно несущаяся вода символизирует рок. И Джозеф Конрад. В его "Сердце тьмы" (1899) рассказчик, глядя на воды Темзы у Грейвзенда, говорит: "И здесь тоже был один из мрачных уголков земли". И даже Джером К. Джером — его комическое повествование о трех друзьях, севших в лодку в Кингстоне, чтобы отравиться вверх по реке, прерывается размышлениями об историческом прошлом и духах реки, "неживой, теневой, скорби полной реки" ("Трое в лодке, не считая собаки", 1889).

А еще — Льюис Кэрролл, рассказавший свою знаменитую сказку в лодке, плывущей по Темзе от Оксфорда к Годстоу. В ее первоначальном варианте ("Приключения Алисы под землей", 1864) пруд из Алисиных слез становится именно рекой Темзой. И Кеннет Грэм — в его книге "Ветер в ивах" (1908), формально предназначенной детям, но ставшей любимым чтением многих взрослых, дядюшка Рэт произносит такой панегирик реке: "Это мой мир, и я ничего другого себе не желаю. Чего она не может дать, того и желать нет никакого смысла, чего она не знает, того и знать не следует". Когда Грэм умер, на его могильном камне высекли надпись: "Светлой памяти Кеннета Грэма — супруга Элспет и отца Аластера. Он пересек Реку 6 июля 1932 года".

Чувствуется, что о связи с рекой таких людей и еще многих, на них похожих, Акройд мог бы детально и поэтически рассказывать на протяжении всех пятисот страниц своего сочинения, заражая читателя своей увлеченностью. Прерываясь время от времени на антикварную криминальную хронику, которая практически неотличима от литературы: "В 1889 году различные части двух тел нашли у спуска к реке Сэнт-Джордж-стэрз, у моста Альберта, в Баттерси, в Уондсворте и в Лаймхаусе; 'печень малого размера' обнаружили в Уопинге. Ходили слухи, что эти убийства — дело рук так называемого Джека-потрошителя, но подтверждения они не получили. К тому же они противоречили версии, согласно которой сам Джек-потрошитель утонул в Темзе (еще одно указание на то, что реку связывали с самыми жуткими преступными деяниями)".

Но Акройд подходит к делу всесторонне и основательно. Он (вместе со своими "помощниками-исследователями", которым в книге вынесена специальная благодарность) отрабатывает Темзу от Трусбери-Мид, где она берет свое начало, до Нора, где она впадает в Северное море, и от прибрежных курганов времен неолита до возвышающихся над лондонской набережной творений сэра Нормана Фостера. Он приводит множество сведений — географических, исторических, ботанических и этнографических, и все они представляются небезынтересными. Автору "Темзы" они явно тоже представляются небезынтересными. Но — не более. И нужны они ему как мост (вроде его любимого Лондонского, но только в "скучный период", когда все постройки, и в том числе книжные магазины, на нем уже снесли), переброшенный к последним главам, к тому, что цепляет по-настоящему. Вот к такому, например: "Пожилому бедняге из Эмса/До того полюбилася Темза,/Что сказал он: нырну/И отправлюсь ко дну./Так и сделал бедняга из Эмса".

"Столовая Гора"

Андрей Хуснутдинов

М.: Эксмо, 2009

Андрей Хуснутдинов родился в Фергане, живет в Алма-Ате, пишет фантастику, до недавнего времени издавался большей частью в журналах, у нас вышел только один его роман "Данайцы" (АСТ, 2004). "Столовая Гора" тоже была опубликована в журнале, потом вышла в Риге, дошла до лонг-листа "Букера" и только после этого стала доступна широкому читателю. "Столовая Гора" — это пример какой-то даже слишком идеальной беллетристики, следующей модным трендам (мистика, нуар), но выверенной до самого последнего слова.

Агента по имени Аякс отправляют в город Столовая Гора то ли в ссылку, то ли расследовать убийство агента Хассельблада, про которого неизвестно точно, жив ли он или мертв. Гора — полузаброшенный курорт с тихими улицами, фуникулером и неработающими золотыми копями. Загадок в городе много. Перестрелки, красотки, щедро валящиеся в объятия главному герою, собеседники, которые погибают прежде, чем успевают назначить следующую встречу, могильные камни над пустыми могилами, золото, которое, возможно, все еще добывают в недрах горы. Главный герой стреляет, разведывает, занимается любовью, не очень-то вникая во все усложняющиеся условия задачи, очевидно подозревая, что приехал расследовать не убийство, не финансовые махинации, а какую-то другую, гораздо более важную тайну.

Возможные разгадки этой тайны, тайны Столовой Горы, Аяксу с первых страниц предлагают дружелюбные обитатели города: пекло, "ухо дьявола", "место, где настоящее мира становится его прошлым", населенное черными рудокопами, змеями и еще черт знает какой нечистью. "Но что такое разгадка мифа, как не его воссоздание",— говорит Аяксу его красотка-подружка Эстер. Гора требует не того, чтобы ее разгадали, а того, чтобы воспроизвели. Что и делает Хуснутдинов. Его стиль безупречен, и Гора описана им со всех сторон. Так что в этот миф возможно погрузиться, а если так, то и разгадать его.

"Каленым железом"

Евгений Попов

М.: АСТ, 2009

Сборник рассказов Евгения Попова, написанных и частично выходивших в конце 1980-х. "Каленым железом" — вторая книга трехтомного издания Попова, выходящего в АСТ очень осторожным тиражом. Это не то чтобы известные рассказы, большинство из них либо нигде не публиковалось, либо публиковалось там, где уже не найти. Теперь писатель составил к ним примечания для новых поколений. Скорее ностальгические, чем познавательные. Из этих примечаний вместе с рассказами сама собой составляется энциклопедия маленькой советской жизни, более или менее ушедшие в прошлое ее детали, такие как номерные бани, бичи, мильтоны и песни композитора Шаинского на слова Михаила Танича. Иногда Попов в примечаниях рассуждает — например, короткие или длинные волосы должны быть у современного представителя креативной молодежи (раньше были длинные). Все это к тому, что детали изменились, а люди нет.

Масштаб, точнее, отсутствие масштаба — вообще главное свойство литературы Попова. Это маленькие рассказы про маленьких, для маленьких. Мальчик встретил девочку, и они поженились. Столяр на заводе потерял два пальца, потому что жена ушла, а через полгода вернулся и нашел один. Священник и слесарь пьют пиво и рассказывают друг другу жизнь. Старики сварили и съели петуха. Девочка забеременела, а мальчика заставили жениться. Милиционер борется за новую квартиру в городе. Больше, чем рассказ, конечно, не выдавишь отсюда.

Но если говорить о ностальгии по советскому как о тренде, то в этом контексте Евгений Попов смотрится выигрышно. Его простые люди, в общем-то, такие же незнакомцы для нас сейчас, как и 20 лет назад, когда эти рассказы были написаны. И здесь как раз тот самый случай, когда дистанция ничего не меняет. Был Михаил Танич, остался рэпер Сява, а люди то ли те же, что были, то ли иронический взгляд Попова создает такую дистанцию, что они с любой точки на одно лицо.