Выставка классика
В Русском музее в Петербурге открылась выставка "Картина. Стиль. Мода". Моды четырех веков наблюдала АННА Ъ-МАТВЕЕВА.
Фирменный стиль Русского музея — большие выставки на тему "Что-то в искусстве" — получил очередное продолжение. На сей раз все обширное пространство первого этажа корпуса Бенуа заполонила "Мода в искусстве": музей вынул из своих бездонных закромов сотни экспонатов, имеющих отношение к теме моды. Музейному куратору нужно быть до безрассудства смелым, чтобы браться за "модную" тему — настолько она неисчерпаема. Все, что создано художником, несет на себе печать эстетики, а значит, стиля и моды своего времени. Так что бери любой портрет — живописный, графический или скульптурный, любую жанровую или батальную сцену, любой пейзаж с людьми — и перед тобой готовая иллюстрация к модам своего времени. Нужно очень четко представлять себе концепцию выставки и ее границы, чтобы не утонуть в этом море изображений одежд, вещей, интерьеров и нравов и выбрать из тысяч иллюстраций только те, что сделают из выставки четкий, внятный и без лишних отступлений рассказ.
Музей честно собрал длинный ряд картин, в основном портретного свойства, изображающих так или иначе наряженных персонажей от петровских времен (и встречает-то зрителя при входе в экспозицию манекен Петра Великого в подлинном плаще первого императора) до наших дней. Помимо портретов, в экспозиции множество подлинных костюмов, отражающих моду своих эпох, от парадного мундирного платья Екатерины II до "писков моды" начала XX века и творений современных авангардных модельеров, а также изображения интерьеров и подлинные вещи — мебель, ткани, витражи, аксессуары, оружие — свидетели и создатели стиля своего времени. Дальше — русский ампир, в котором портреты дам кисти Кипренского и Левицкого перемежаются декоративными вазами Императорского фарфорового завода: свободные платья дам и золоченые завитушки ваз принадлежат единому стилю, одно не существует без другого, а все вместе составляет эстетику эпохи. Интерьеры дворцов и особняков XIX века кисти малоизвестных сегодня Сергея Зарянко и Николая Бурдина — свидетельства не только вкуса своего времени, но и переменчивости вкуса в целом: они были и остаются шедеврами своего времени, но перенеси их во время наше — и они превратятся в невыносимую пошлость. Околдовывающие очарованием времени вывески магазинов модного платья конца XIX века с нарисованными щеголями и щеголихами. Тщательно выписанные портреты дам и кавалеров Серебряного века кисти Николая Беккера и Натана Альтмана — и тут же в унисон к ним узорные платья, кружевные зонты, диваны и стулья с одним и тем же томно изгибающимся орнаментом, что стал символом стиля модерн. После идиллии модерна наступают революционные 1920-е — с зарисовками матросов и торговок Анатолия Эфроса и Владимира Лебедева, с агитационными тканями и рабочими комбинезонами как вершиной моды для обоих полов, с афишами негро-оперетт и нэпманским индпошивом. Потом "откат назад": в 30-е в живопись возвращается реализм, а в дамскую моду — женственность, и уже не пламенные пролетарки, в загадочные женщины глядят с картин Грабаря, Кончаловского и даже Дейнеки. Потом выставка делает скачок сразу в шестидесятые — в молодежный бум. С женщинами покончено навсегда, на смену им приходят юные девушки, чья свежая прелесть только-только проклевывается сквозь "молодой задорный гам" новостроек и стройотрядовских спецовок. Последний зал представляет нынешние моды, весьма разрозненные — от коллекции модельера Татьяны Парфеновой до альтернативных до театральности мод неоакадемистов Ирены Куксенайте и безвременно умершего Константина Гончарова.
Устроителям выставки удалось "почти дожать" свое творение до высказывания, более всеобъемлющего, чем просто набор образцов того, что и когда носили. Увы, на завершающий и главный шаг — сопровождение разномастных мод историческим контекстом, показом того, какие социальные и культурные перемены обусловили смены мод — Русский музей так и не решился, в результате чего экспозиция оставляет впечатление тщательно и кропотливо подготовленной, но все же невнятицы. Если сторонний зритель еще понимает, что между стройотрядовским задором 1970-x и сумасшедшей эклектикой конца 1980-x лежит горбачевская перестройка, то уловить влияние на смену мод отмены крепостного права в 1861 году уже под силу немногим. Но хорошо и то, что выставка предоставляет думающему зрителю богатую пищу для размышлений. То, что не додумали кураторы, он сделает сам.