Фестиваль фотография
В Манеже открылась выставка голландского фотографа Эрвина Олафа "Последние события", сделанная при поддержке Volkswagen. На последнем крупном событии фестиваля "Мода и стиль в фотографии-2009" побывала АННА Ъ-ТОЛСТОВА.
Московский зритель уже имел возможность погрузиться в гламурный мир Эрвина Олафа — его персональную выставку устроили на позапрошлом фестивале "Мода и стиль", в 2005 году. Тогда показали все самое знаменитое и провокационное: "Зрелость" с обрюзгшими старушками в туалетах из секс-шопа и "Королевскую кровь" с окровавленной принцессой Дианой, в плечо которой врезается эмблема "Мерседеса". То были, разумеется, постановочные фотографии, цветные, крупноформатные, доведенные до изощренного глянцевого совершенства с помощью цифровых технологий. Еще Эрвин Олаф прославился рекламными кампаниями Diesel, Heineken, Microsoft, Nokia и даже томатного супа Campbell, который обессмертил Энди Уорхол. Пару раз получил "Серебряного льва" в Канне — на международном фестивале рекламы. А еще он вместе с Ремом Колхасом сделал уличный туалет в Гронингене: архитектура была колхасовская, а фотографии во всю стену — олафовские. Ничего такого в Манеже нет, а есть работы последних лет, на что и намекает название.
Впрочем, серии "Дождь", "Надежда", "Горе" и "Осень" явно выбраны для выставки не столько по времени создания (2004-2008), сколько по некоему общему тону. Эрвин Олаф вообще мастер того, что называется тональный колорит и в чем не знали себе равных малые голландцы. Все в его фотографиях (так и хочется сказать "картинах") построено на каком-то одном световоздушном аккорде. И расплывающийся шарик лилового мороженого, и вафельный рожок, и синеватый скаутский галстук, и спущенный белый гольф, и заклеенная пластырем коленка, и брошенный на пол в шашечку рюкзак, и пегая собачонка, и барная стойка, и ряды стеклянных вазочек для мороженого, и хромированная кофеварка в "Кафе-мороженом" словно бы пропущены сквозь один матовый фотошоповский фильтр. Точно так же, обволакивая глиняные трубки, жаровни и вафли дрожащим сероватым воздухом, писал свои натюрморты Питер Клас. И если раньше казалось, что главный наследник малых голландцев в современных Нидерландах — это режиссер Йос Стеллинг, то на выставке становится ясно, что на славное наследство претендует еще одно лицо. Знающее толк в полах в шашечку и прямом свете, растворяющем в себе женские фигуры подле окон, но не унижающееся до прямых цитат. Кинематографическая параллель здесь отчасти уместна: основу каждой серии составляют большие картинные сцены с людьми в интерьере, где каждая деталь говорящая и все детали как будто готовы сложиться в киноистории. Эрвин Олаф действительно снимает короткометражки к каждому проекту, но дальше бессвязного бормотания это фотографическое кинотворчество не продвинулось. Кроме того, из больших интерьерных сцен он с малоголландской предприимчивостью нарезает отдельные портреты и натюрморты.
Все эти фотокартины отличаются, как уже было сказано, поразительным тональным единством. Не только в живописном смысле, хотя в части жемчужного колорита Эрвин Олаф оказался прекрасным учеником Вермеера. Речь об однотонности в плане эмоциональном. Ведь персонажи "Надежды" и "Горя", населяющие эти стерильно холодные комнаты, отсылающие к жанристам вермееровской эпохи, застывают в одном всепоглощающем безразличии, как предметы обстановки. И скорби в задумавшейся над тарелкой отроковице не больше, чем в фаянсовой супнице на столе перед нею.
Про срастание человека с интерьером сняты и большой рекламный проект "Мода New York Times", где руки, ноги и пышные прически моделей в вечерних платьях перетекают в стены, полы и ступени лестниц, и насмешливо-сюрреалистический цикл "Последний писк моды", где лица двух модниц украшены жуткими мебелеобразными наростами. Только вряд ли стоит приписывать Эрвину Олафу критический взгляд на общество потребления. Это тотальное поглощение людей вещами говорит о том, что буржуазная революция, певцами которой, в сущности, и были малые голландцы, все еще продолжается.