Впервые в истории Каннский фестиваль откроется анимационным фильмом ("Вверх" Питера Доктера), а закроется картиной, добрая половина которой озвучена на ломаном русском ("Коко Шанель и Игорь Стравинский" Яна Кунена). Во всем остальном Канн будет похож на самого себя в лучшем виде, считает обозреватель "Власти" Андрей Плахов.
Сливки сливок
Объявленная программа конкурса способна вызвать бурное слюноотделение у киногурманов и эрекцию у киноэротоманов. Достаточно назвать имена режиссеров, чьи новые фильмы будут соревноваться за "Золотую пальмовую ветвь". Это суперзвезды профессии Педро Альмодовар ("Прерванные объятия"), Михаэль Ханеке ("Белая лента"), Джейн Кэмпион ("Яркая звезда"), Энг Ли ("Рождение Вудстока"), Элиа Сулейман ("Оставшееся время"), Цай Минлян ("Лицо"). А также ветераны Ален Рене ("Сорняки"), Марко Беллоккио ("Побеждать") и Кен Лоуч ("В поисках Эрика"). Плюс несколько киноавторов, доказавших любовь и вкус к эпатажу: автор "Необратимости" француз Гаспар Ноэ ("Войти в пустоту"), филиппинец Брийянте Мендоза ("Kinatay") и кореец Пак Чхан Ук ("Жажда"). Наконец, делу венец: новые опусы двух каннских кумиров 1990-х годов — Ларса фон Триера ("Антихрист") и Квентина Тарантино ("Бесславные ублюдки").
Такого режиссерского контингента не собирал ни один Каннский фестиваль с 1999 года, когда в преддверии нового тысячелетия собрались показать свои творческие достижения пионеры-отличники мировой кинематографии конца ХХ века. Тогда в конкурсной программе схлестнулись тот же Педро Альмодовар, Джим Джармуш, Питер Гринуэй, Дэвид Линч, Такэси Китано, Атом Эгоян, показавшие высочайший класс мастерства и режиссерской изощренности. Это была настоящая выставка достижений мирового киноискусства. Но самое интересное, что возглавлявший тогдашнее жюри Дэвид Кроненберг распорядился игнорировать почти всех живых классиков, а вместо них отдал основные призы малоизвестным режиссерам из Бельгии и Франции. Теперь братья Дарденны и Бруно Дюмон — тоже звезды мирового масштаба, и произошло это благодаря радикальному каннскому сюжету 1999 года, вошедшему в хронологию современной культуры как победа нового реализма над постмодернизмом.
Восемь девяток
Цифра 9 вообще значима в истории Каннского фестиваля. Вспомним самое его начало — попытку организовать международное кинособытие на французской Ривьере в 1939 году. Фестиваль должен был пройти с 1 по 20 сентября под президентством одного из "братьев-основателей кинематографа" — Луи Люмьера. Он должен был стать демократической альтернативой Венецианскому фестивалю, который корчился под пятой фашистского правительства Италии. Вызов был очевиден, ведь Венеция собиралась открыть свой очередной фестиваль в те же дни — 12 сентября. Америка решила всеми силами поддержать каннскую инициативу. Мэй Уэст, Норма Ширер, Гэри Купер, Дуглас Фербенкс и другие голливудские звезды уже приближались на трансатлантическом лайнере к Французской Ривьере, когда стало известно о нападении Гитлера на Польшу. В результате успели показать только один фильм — американскую версию "Собора Парижской Богоматери". Потомки назвали этот несостоявшийся фестиваль "улыбка Квазимодо". Настоящее его рождение состоялось в 1946-м на волне победы над фашизмом.
В 1949 году после двухлетнего перерыва, вызванного послевоенной разрухой, фестиваль открывается в недостроенном Дворце. На строительную площадку набились синефилы, чтобы без билетов смотреть кино: они не слышат звука, но видят изображение. Анонимная молодая красотка выигрывает спор на приличную сумму, придя на церемонию закрытия в норковой шубке на голое тело. Это стало началом каннской сексуальной революции.
В 1959 году разыгрался более серьезный конфликт. Отборочная комиссия отвергла фильм Алена Рене "Хиросима, моя любовь", чтобы этим политкорректным жестом ублажить американцев. Легендарный французский режиссер — рекордсмен по числу выпавших на его долю запретов. Еще в 1952-м снятый им вместе с Крисом Маркером антирасистский фильм "Статуи тоже умирают" был сначала снят с конкурса, а потом все же показан, но только членам жюри. Режиссер Абель Ганс сострил по этому поводу, заявив, что для решения проблемы надо было прокрутить негатив картины: тогда негры стали бы белыми, а белые — неграми. В 1956 году делегация ФРГ потребовала снятия с конкурса фильма Рене "Ночь и туман" о нацистских концлагерях. В 1961-м фестиваль отвергнет ленту Рене "В прошлом году в Мариенбаде" (как слишком сложную), а в 1966-м — картину "Война окончена" (чтобы не дразнить франкистскую Испанию). Все эти фильмы теперь считаются классикой.
А еще в 1959 году приз за режиссуру фильма "Четыреста ударов" получил бывший журналист Франсуа Трюффо, еще недавно громивший Каннский фестиваль и дряхлое, обуржуазившееся "папино кино". Теперь ему приходится пересесть из партера в ложу. Картина встречена овациями, Трюффо смущен и с удивлением говорит: "Я сделал плохое кино, но они любят меня!" И хотя в этом же году в Канн не берут "На последнем дыхании" Жан-Люка Годара, "новую волну", нахлынувшую на Лазурный Берег, уже не остановить. В первый же день фестиваля собирается двадцать молодых французских режиссеров: они объявляют о своем намерении "делать кино, а не карьеру в кино".
После молодежного бунта 1968 года, жертвой которого пал "слишком буржуазный" Каннский фестиваль, в 1969-м он восстает из пепла. В качестве альтернативы конкурсу возникает демократичный "Двухнедельник режиссеров", где нет призов, но показывают важные премьеры. Полузапрещенный "Андрей Рублев" Андрея Тарковского не допущен советскими властями на конкурс (впервые за многие годы в нем нет картины из СССР), но получает приз ФИПРЕССИ — Международной федерации кинопрессы. Смокинговая публика аплодирует официальному победителю конкурса — британскому фильму "Если" Линдсея Андерсона и "Одалену 31" шведа Бу Видерберга: первый посвящен порокам элитарной системы образования, второй прославляет рабочие забастовки. Хитом становится "Беспечный ездок" Денниса Хоппера — манифест хиппизма и триумф малобюджетного кино.
В 1979 году "новый Голливуд" уже дорос до огромных бюджетов. Возглавляющий фестиваль Жиль Жакоб собирает одну из лучших программ в истории Канна. С учетом этого второй по значению Гран-при для "Сибириады" Андрея Кончаловского — большой успех. "Золотую пальмовую ветвь" приходится разделить пополам — между "Жестяным барабаном" Фолькера Шлендорфа и "Апокалипсисом сегодня" Фрэнсиса Форда Копполы. Американский режиссер становится первым обладателем двух главных каннских наград (предыдущую он получил в 1974 году за фильм "Разговор").
А в 1989-м глава жюри Вим Вендерс награждает "Золотой пальмовой ветвью" фильм американского дебютанта Стивена Содерберга "Секс, ложь и видео". Вуайеристская природа кинематографа, который любит наблюдать за запретным, теперь получает новое оправдание благодаря проникновению в быт доступного и вездесущего видео. Это становится также прелюдией к торжеству американских "независимых", которое продолжается в Канне все 90-е годы — вплоть до 1999-го, о котором уже говорилось.
Начать с нуля
Тем не менее официальный постер предстоящего фестиваля использует сюжет не девятки, а 1960 года, когда каннская публика освистала "Приключение" Микеланджело Антониони: фильм был столь новаторским по драматургии, что показался непонятным и скучным. На плакате спина Моники Витти в открытом платье, выглядывающей в окно, через которое открывается вид на божественный средиземноморский пейзаж. Это одна из самых прекрасных икон кинематографа ХХ века.
Принесет ли столь же яркие художественные достижения первое десятилетие века XXI? Об этом мы скоро узнаем, ибо главные кинематографические тренды определяются именно в Канне. Вполне возможно, что "новый реализм", не говоря о "тарантинизме", уже исчерпал себя и должен уступить место чему-то другому.
Чему? На эту тему есть несколько предположений. Как бы ни были привлекательны работы признанных мэтров и вчерашних скандалистов, все ждут какой-то новой парадигмы. Каждый Каннский фестиваль, отдавая дань классике, в то же время словно жаждет зачеркнуть прошлое и начать с нуля.
Станет ли новой точкой отсчета женская режиссура? Впервые в каннском конкурсе участвуют три женщины этой профессии — новозеландка Джейн Кэмпион (уже побеждавшая здесь с фильмом "Пианино"), испанка Изабель Койшет и англичанка Андреа Арнольд. А в качестве темной лошадки выступает полуподпольно снятая гомосексуальная драма китайца Лу Е "Весенняя лихорадка". Наконец, компьютерная анимация студии Pixar, которой открывается фестиваль, тоже имеет шансы стать трендообразующим событием.
Вряд ли будущий фестиваль откроет новую кинематографическую территорию, как это было пару лет назад с румынским кино. Россия продолжает оставаться практически белым пятном на каннской карте. Вообще бросается в глаза отсутствие в конкурсе всей Восточной Европы. И здесь каннских отборщиков впору покритиковать. Излишне снисходительные к французскому и средиземноморскому кино, по отношению к другим территориям они часто проявляют неоправданный снобизм.
В этом году российское кино переживает предкризисный пик: появляются фильмы, запущенные еще до сбоя в финансировании. Среди них несколько ярких и даже выдающихся. Но только два из них попали в каннскую программу — и то не в конкурсную, а в "Особый взгляд". Это "Царь" Павла Лунгина (про Ивана Грозного) и "Сказка про темноту" Николая Хомерики. Оба режиссера уже бывали на набережной Круазетт со своими фильмами, а Лунгин трижды награждался (за "Такси-блюз", "Луна-парк" и "Свадьбу"). Однако обидно, что к ним не добавились другие достойные российские картины, которые рассматривались отборочной комиссией, но, судя по всему, стали жертвой негласной национальной квоты.
И уже второй год подряд приходится утешаться тем, что а) российские фильмы все-таки есть в параллельных программах; б) работает и даже расширяет в этом году площадь российский павильон на Круазетт — информационный центр, официально представляющий страну в рамках Каннского кинофестиваля и Кинорынка и содействующий продвижению российского кино.